1917–1920. Огненные годы Русского Севера - [43]

Могучего можно считать не самым объективным свидетелем деятельности его конкурентов-кооператоров. Но некоторыми действиями северных кооперативов был еще больше возмущен один из зачинателей кооперативного движения Чайковский. На заседании ВПСО делегаты от населения Печерского уезда докладывали о катастрофическом продовольственном положении, в первую очередь из-за вывоза большей части хлеба красноармейскими отрядами. Член Печерского Временного комитета П. И. Кириллов сообщал: «Скудный урожай нынешнего года уже весь съеден; население питается молоком, размолотой соломой и другими суррогатами; домашний скот в значительном количестве уничтожается на мясо». Хлеб можно было получить только у Союзного комитета снабжения, но его руководители опасались, что хлеб может быть захвачен большевиками. После того как правительство и русское командование убедило союзников, что подобной опасности не существует, комитет снабжения предоставил нужное количество хлеба. Было решено отправить 26 тыс. пудов хлеба в Индигу и 96 тыс. пудов в Семжу. В Индигу хлеб решили перевезти на ледоколе, но в Семжу это было нельзя, т. к. «ввиду сильных приливов и отливов пароход может быть перерезан льдами, почему выгрузка хлеба едва ли будет возможна»[229]. Хлеб можно было перевести в Семжу только сухопутным путем. Транспортная контора Никонова предложила приступить к отправке немедленно, но правительство предпочло договориться об отправке хлеба на Индигу с союзом кооператоров. Хлеб должен был быть отправлен 23 декабря, но на вечернем заседании ВПС 23 декабря выяснилось, что союз кооператоров даже не начал погрузку хлеба. Никаких вразумительных объяснений кооператоры представить не могли. Чайковский пришел в ярость. В протоколе заседания говорилось: «Н. В. Чайковский обратил внимание присутствующих на недопустимость формального отношения к столь важному и неотложному делу, как снабжение хлебом голодающих местностей, и на то, что в данном случае Союзом Кооперативов <…> не было проявлено должной распорядительности, благодаря чему отправка хлеба задержалась на целые сутки и подводы, собранные с таким трудом и содержание которых стоит огромных денег, имели простой.

Н. В. Чайковский просил Марушевского принять меры к тому, чтобы убытки, причиненные задержкой отправки хлеба, были возмещены за счет Союза Кооперативов…»[230] Только в результате вмешательства Чайковского на следующий день хлеб был отправлен.

Как мы видим, в реальных вопросах хозяйственной жизни особой разницы между ВУСО и ВПСО не было. Политика задабривания рабочего класса и ориентации в первую очередь на кооперативы продолжалась еще долгое время после ухода ВУСО в отставку. Разница была в более решительном преследовании со стороны ВПСО всех сочувствующих советской власти, в том числе в аресте многих профсоюзных активистов. Но это произошло, когда профсоюзы открыто стали поддерживать большевиков, после отъезда Чайковского за границу и концентрации всей реальной власти в руках генерала Миллера.

3. Авантюрист всероссийского масштаба в Архангельске

После создания ВПСО борьба между правым и социалистическим блоками велась на выборах в думы и земства, в первую очередь в Архангельскую думу. Во главе социалистического блока стоял Гуковский, а во главе Внепартийного списка национального объединения – бывший член ПСР Максимилиан Максимилианович Филоненко. Он родился в уездном городке Саратовской губернии в семье корабельного инженера М. Филоненко. Мать Елена Каннегисер происходила из известной еврейской семьи[231]. Для брака с М. Филоненко Елена приняла православие. Сразу же после начала Первой мировой войны призван в армию. В октябре 1914 г. в чине подпоручика начал службу в лейб-гвардии Гренадерском полку. В феврале 1917 г. он имел чин штабс-капитана. Я не знаю, когда Филоненко вступил в ПСР, видимо, он принадлежал к т. н. «мартовским эсерам», вступивших в партию после Февральской революции, когда огромное количество людей, одни из политических взглядов, а многие из-за карьерных соображений, вступили в самую популярную весной 1917 г. партию. Умный, смелый, решительный, он стал делать стремительную политическую карьеру. Филоненко был назначен комиссаром 8-й армии под командованием Л. Г. Корнилова, на которого он произвел самое благоприятное впечатление. В своих показаниях он характеризовал Филоненко: «В июне, во время подготовки армии к наступлению, он проявил много уменья, настойчивости и решительности в деле согласования работы командного состава с комитетами и при водворении порядка в частях <…>, а в боях во время Станиславского прорыва, принимая непосредственное участие в боевых действиях войск, проявил много личного мужества и воинской доблести»[232]. О храбрости Фило-ненко писали все, кто его знал. Отрицательно относившаяся к нему Зинаида Гиппиус писала о впечатлении, произведенном на нее Филоненко весной 1918: «…я никогда не видела человека более смелого и бесстрашного»[233]. Он умел произвести благоприятное впечатление на очень разных людей – товарища военного министра, управляющего военным министерством Б. В. Савинкова или Верховного главнокомандующего Л. Г. Корнилова. Филоненко разделял взгляды Савинкова и Корнилова на необходимость восстановления дисциплины в армии, введение смертной казни в тылу и на фронте. Он стал для Корнилова совершенно необходимым человеком. Историк Г. М. Катков утверждал: «За исключением Филоненко, у Корнилова не было надежных политических советников»