1914 год. Начало - [13]

.

За эти годы Россию начали узнавать, после революции 1905–1907 гг. она во многом утратила популярность, поражение в Русско-японской войне убавило убежденности в безграничности ее силы, тем не менее вера в русскую армию оставалась действенным элементом союза и кредита правительства на французском рынке ценных бумаг. К 1913 г. Россия была должна Франции 17 млрд франков, при этом на внешние государственные займы приходилось 10,616 млрд. Следует отметить, что Франция в качестве торгового партнера России (на 1910 г.: ввоз – на 53,368 млн, вывоз – на 93,7 млн рублей) значительно уступала Германии (на 1910 г.: ввоз – на 440,951 млн, вывоз – на 390,6 млн рублей) и Великобритании (на 1910 г.: ввоз – на 153,547 млн, вывоз – на 314 млн рублей)¹⁶. У союза с Россией были финансовая подоплека и стратегическая основа, но он практически не имел экономической составляющей. Такая комбинация могла основываться только на чувствах и вере в Петербург как гаранта безопасности Парижа. Теперь эта вера ставилась под вопрос, во всяком случае частью общественного мнения республики. В немалой степени подъему критики в адрес России способствовало и повышение уверенности в собственных силах – морских и сухопутных, о чем сообщали с 1911 г. русские дипломаты¹⁷.

Не будет преувеличением сказать, что французская печать уделяла пристальное внимание русской армии. В 1909 г. с подачи Министерства иностранных дел и военного ведомства она забила тревогу по поводу упразднения русских крепостей в Царстве Польском, видя в этом и результат влияния немецкой партии при русском дворе, и желание русского генералитета занять пассивную оборону в начальный период будущей войны¹⁸. Если первое предположение было чистейшей воды фантасмагорией, то второе до известной степени отражало реалии. Русская армия еще не оправилась от проигранной войны и революции и не была готова к активным действиям в случае нового столкновения. В этом и коренилась смертельная опасность для Франции. После боснийского кризиса многие газеты и журналы выступили со статьями, убеждавшими своих читателей, что в армии союзника начались перемены к лучшему и что она уже восстановила свою боеспособность, а в будущем явится гораздо более серьезной силой¹⁹.

В феврале 1912 г. в Москве был собран съезд начальников окружных штабов и генерал-квартирмейстеров, чтобы рассмотреть вопрос о целесообразности и возможности нанесения главного удара по Австро-Венгрии. В 1912 г. ГУГШ не сомневался в том, что в случае войны Германия большую часть своей армии развернет против Франции, оставив на восточных границах небольшие силы для прикрытия. План, предусматривавший возможность обороны на первом этапе войны, устарел²⁰. 15 (28) февраля под руководством генерала Я. Г Жилинского началась работа.

Проект нового плана был представлен начальником штаба Киевского военного округа генералом М. В. Алексеевым²¹, это была записка под названием «Общий план действий». В ней он совершенно верно оценил, что глубина австро-итальянского антагонизма исключает вступление Италии в войну на стороне противников Антанты, а кроме того, Германии придется учесть вероятность выступления Англии на стороне русско-французского союза. На основании всего этого генерал делал совершенно правильный вывод о том, что главный удар немецкая армия нанесет против Франции. Он снова предложил нанести главный удар против Австро-Венгрии, выделив для действий против Восточной Пруссии около шести корпусов: «Австрия, бесспорно, представляется нашим основным врагом; по количеству выставляемых сил она же будет опаснейшим противником. Успехи, одержанные против Австрии, обещают нам наиболее ценные результаты; сюда, казалось бы, и следует решительно, без колебаний, направить наши войска»²².

Совещания шли с 11 часов утра до 7 часов вечера в здании штаба округа без перерыва. «Спасибо еще, что штаб Московского округа расщедрился и дал чаю с бутербродами, а то совсем пришлось бы тяжеловато, – писал на третий день работы М. В. Алексеев. – Сегодняшним днем я все-таки доволен; то, что пришлось говорить, мысли, которые считал нужным высказать, – приняты и в мере возможного будут приняты к осуществлению, если только военный министр в присутствии командующих войсками присоединится к решениям, принятым сегодня. Доволен вовсе не потому, что принято «мое», но потому, что это подсказывается сутью дела, вытекает из требований разума. Мы еще далеки от смелого размаха и соответствующего решения, все еще сильны останавливаться на половине пути, но и то, что принято, составляет такой шаг вперед в смысле ясности и определенности, что я вправе быть довольным»²³.

В какой-то степени эти предложения были учтены при подготовке к войне, в частности в отношении особого внимания к Галиции. Именно после этого совещания были приняты знаменитые планы «А» и «Г», каждый из которых предусматривал наступление и на австрийском, и на германском направлениях. Даже в случае нанесения основного удара по Германии задачи русской армии формулировались следующим образом: «Наша задача. Обеспечение сосредоточения всех армий в избранных районах, замедляя наступление противника. Вслед за этим – для войск, действующих против Германии, переход в наступление вторжением в Восточную Пруссию, а для войск, действующих против Австрии, вторжение в Восточную Галицию из пределов Киевского военного округа, замедляя наступление австрийцев в пределы Варшавского военного округа»