1903. Эш, или Анархия - [7]

Радовали также надписи Имперского немецкого таможенного ведомства у входа в закрытую зону порта: возникало ощущение, что ты ходишь уже по чужой земле.

Это была полная ограничений и одновременно свободная жизнь в пристанище товара, который не облагался таможенными пошлинами, здесь пахло границей, а за стальной решеткой таможенной зоны можно было вдыхать этот запах полной грудью. И хотя у него еще не было формы и он, так сказать, был здесь всего лишь частным служащим, но здесь, в этом общем котле с таможенниками и железнодорожниками, сам становишься почти что работником соответствующих ведомств, поскольку у тебя в кармане законное разрешение, с которым ты беспрепятственно можешь перемещаться по закрытой зоне. Охранники у основного входа уже дружески приветствуют тебя, а ты, подняв руку в ответном приветствии, выбрасываешь описывающую в полете большую дугу сигарету, дабы придерживаться существующего на этой территории запрета на курение, отправляешься дальше, сам образцово некурящий, всегда готовый выставить претензию идущему навстречу гражданскому лицу за возможные нарушения предписаний, медленными важными шагами приближаешься к конторе, где распорядитель товарного склада уже положил на письменный стол списки. Потом натягиваешь серого цвета шерстяные перчатки с обрезанными пальцами — в противном случае в сером и пыльном холоде складского помещения мерзли бы руки, — берешь списки в руки и осуществляешь проверку заскладированных ящиков и тюков. Если один из ящиков пропущен, не преминешь бросить карающий и даже нетерпеливый взгляд на распорядителя товарного склада, в чьем ведении находится этот участок, чтобы он дал соответствующую взбучку складским рабочим. И когда во время обхода к тебе за стеклянную перегородку заходят таможенники — с поднятыми воротниками, зевая и разводя с ахами да охами руками-и откидываются на стулья, при этом расхваливая тепло пылающей печки, то списки уже проверены и перенесены в картотеку, и это уже и не строгая таможенная проверка, а оба мужчины сидят рядышком перед столом и не спеша обсуждают итоги проверки. Один из них скрепляет список привычной подписью синим карандашом, забирает копию, запирает ее в свой письменный стол, и поскольку их ждет обед, они вместе направляются в столовую.

Да, Эш не прогадал, хотя и ценой этому была справедливость, Его часто беспокоили мысли — и это было единственное, чего ему недоставало для полного удовлетворения, — не поискать ли все-таки какую-либо возможность для того, чтобы выполнить свой долг и сделать соответствующее заявление в полицию; лишь тогда все было бы в полном порядке.

Таможенный инспектор Бальтазар Корн родом был из одной крайне безликой местности Германии. Он родился на границе между баварской и саксонской культурами и своими юношескими впечатлениями был обязан городу Хоф, расположенному на холмистой местности в Баварии. Его ум колебался между простоватой грубостью и трезвым корыстолюбием, и после того, как его вполне хватило, чтобы на действительной военной службе дослужиться до фельдфебеля, он воспользовался случаем, предоставляемым заботливым государством верным солдатам, и перешел на таможенную службу. Не обремененный семьей, он проживал вместе со своей тоже незамужней сестрой Эрной в Мангейме, а поскольку пустующая комната в его квартире была для него словно бельмо на глазу, то он предложил Августу Эшу отказаться от дорогого номера в гостинице и снять более дешевое жилье у него. И хотя Эш был для него не совсем идеальной фигурой, поскольку являлся выходцем из Люксембурга и не служил в армии, но для него не последнее значение имело то, что в распоряжение Эша он передавал не только комнату, но и собственную сестру; он не скупился на соответствующие намеки, а старая дева реагировала на них стыдливыми защитными жестами и хихиканьем. Да, он заходил даже настолько далеко, что ставил под угрозу доброе имя собственной сестры, когда имел глупость называть Эша в столовой на глазах у всех "свояком", так что любому не оставалось ничего другого как думать, что Эш уже спит в одной постели со своей хозяйкой. Причем Корн делал это отнюдь не шутки ради, наоборот, он стремился к тому, чтобы частично в силу привычки, частично под давлением общественного мнения заставить Эша превратить ту фиктивную жизнь, в которую он его вверг, в солидную реальность.

Эш перебрался к Корну достаточно охотно. Он, кого уже довольно много потаскало по свету, чувствовал себя в этот раз каким-то позабытым. Возможно, виноваты в этом были пронумерованные мангеймские улицы, возможно, ему недоставало аромата забегаловки матушки Хентьен, возможно, дело было в истории с этим уродом, Нентвигом, которую он никак не мог выбросить из головы, короче говоря, он чувствовал себя одиноким и остался у этой пары кровных родственников, остался, хотя давно уже понял, откуда ветер у Корнов дует, остался, хотя и не помышлял о том, чтобы связать свою жизнь с этой стареющей особой: на него не произвело впечатления богатое приданое, которое Эрна собирала годами и продемонстрировала ему не без некоторой гордости, не привлекла его и сберегательная книжка, на которой лежало более двух тысяч марок И у которую она ему как-то показала. Но старания Корна завлечь его в западню были так забавны, что все-таки можно было пробовать рискнуть; нужно было только, естественно, постоянно быть начеку и не дать себя одурачить.