1812. Год Зверя - [2]

Я ничего не ответил. Вячеслав Сергеевич смотрел, как я повязываю платок, и вдруг выдал:

— Вы, Андрей Васильевич, прямо как денди лондонский.

— Я провел годы в Англии и решительно больше похож на англичанина, чем на русского. Но смею вас заверить, душою остался русским, — сказал я, смахивая пылинку с рукава и добавил: — Я готов.

— Канцлер ждет нас. — Надворный советник Косынкин приподнялся с дивана.

В то же мгновение в кабинет вернулся мосье Каню:

— Барин, сударь, тут человек-с к вам пришел. Сказал-с, что от генерала Вилсона.

— От Вилсона? — удивился я. — Давай-ка сюда его…

Грохот и звон бьющейся посуды, раздавшиеся за дверью, прервали мои слова. Удивленный камердинер пошел выяснять, что случилось. Мы с надворным советником двинулись следом. Жан Каню топтался за столом и разглядывал на полу что-то, столешницей скрытое от нашего взора. Неожиданного гостя видно не было. Вероятно, опрокинув какую-то вещь, он смутился и убежал. Что бы ни разбил незнакомец, а только сведения от генерала Вилсона были намного важнее. И, огорченный исчезновением гостя, я буркнул:

— Куда же он делся?

— Так вот же он-с, — откликнулся французишка.

И мы, пройдя еще пару шагов, увидели распростершееся на полу тело. Человек лежал, уткнувшись лицом в скатерть, — ее он стянул со стола, когда падал. Осколки сервиза разлетелись по гостиной.

— Вот те на! — воскликнул надворный советник Косынкин.

Я склонился к незнакомцу и приподнял его голову. Он был мертв, сюртук на спине под левой лопаткой пропитался кровью.

Я бросился к выходу, скатился вниз по лестнице, выбежал на Невский. Купцы и приказчики все так же шли по своим делам. Кавалеры флиртовали с дамами. Напротив парадного остановилась подвода, ее хозяин поправлял грозившие свалиться тюки.

— Сударь, сударь! — я подскочил к нему. — Вы не видели, кто только что выходил из этого дома?

Он вытаращил на меня глаза, удивляясь, как это я мог подумать, что он приметит случайных прохожих, когда занят своими пожитками.

— Простите, ваше благородие, но мы никого не видели.

На подводе сидели мальчик и девочка. Толстая баба,

жена этого мещанина, развернувшись вполоборота на козлах, придерживала детей. Они поверх материнской руки смотрели на меня волчатами. Баба на мой вопрос только покачала головой и скороговоркой прибавила:

— Простите, барин, да мы не глядели по сторонам.

На улице появились Косынкин и мосье Каню. Я развел руками, показав им, что упустил убийцу.

— Вот что, Жан, позови дворника и квартального. А мы поедем к графу Румянцеву. Канцлер ждать не будет.

— Дом у вас большой, нужно бы и прислуги побольше, — посоветовал по пути Косынкин. — А то ж вот убийца зашел и ушел, никто и не видел.

— Я не рассчитываю надолго задерживаться в Петербурге, — ответил я.

Спустя полчаса мы были на Английской набережной. У парадного подъезда нас встретили свирепыми взглядами каменные львы, швейцар отворил высокие двери. Мы вошли в дом канцлера.

Известие о том, что графа Румянцева хватил удар, застало меня в Лондоне перед самым отбытием в Россию. Выглядел он неважно: впалые щеки посерели, фигура сделалась угловатой, запах от него исходил нездоровый. Я улыбнулся канцлеру, но не стал скрывать озабоченности, вызванной нынешним его состоянием. Подойдя к креслу, наклонился, обнял Николая Петровича, и мы трижды расцеловались.

— Смотри-ка, — сказал Румянцев присутствовавшему в кабинете Александру Дмитриевичу Балашову. — Андрей Васильевич русских обычаев не забыл!

Недуг сказался и на его речи: говорил он с трудом, растягивая гласные и спотыкаясь на согласных.

Я поклонился Балашову. Министр полиции ответил кивком. Державшийся в стороне надворный советник Косынкин, не ожидавший столь радушного приема, теперь улыбался искренне.

— Не бережете вы себя, ваше сиятельство, — покачал я головой, обратившись к графу Румянцеву.

Николай Петрович махнул плохо слушавшейся рукой и с болью в голосе ответил:

— Мир не сберегли! Что уж себя беречь!

— Мир восстановим, — сказал я, — а вы нужны здоровым сейчас.

— Ну, если стану совсем немощным, уж бокал, смею надеяться, ко рту поднесут, — буркнул канцлер. — Лучше поведайте, милостивый государь, что в Лондоне?

— Я доставил в Кронштадт ружья, закупленные за ваш счет. Вячеслав Сергеевич, — кивнул я в сторону надворного советника, — любезно взял на себя хлопоты о приемке оружия и передаче в армию.

— Хорошо, хорошо, это мой маленький личный вклад в победу, — промолвил Николай Петрович.

— А с нами произошло нечто совершенно невероятное перед поездкой к вам. — Сказал я, повернувшись к Балашову. — Очень хорошо, что вы здесь, ваше высокопревосходительство. Только что в моей квартире убили человека.

— Как это — убили человека? — благодушие на круглом лице министра полиции сменилось удивлением.

— Пришел неизвестный, попросил доложить о себе как о посыльном английского генерала Вилсона. Пока мой камердинер докладывал, кто-то еще вошел в квартиру, ударил посланника Вилсона ножом в спину и скрылся.

— Вот те на… — протянул граф Румянцев.

— Вы прибыли только вчера, — заметил Балашов. — Значит, человек от Вилсона поджидал вас. Что ему нужно от вас?

— К сожалению, он уже не ответит, — сказал я.