164 или где-то около того - [21]

И призываю я, дружок,

Тебя им не стават.

Уж лучше, парень, водку пей,

Веди безумну жизнь,

Но быть масоном ты не смей:

Ведь это сатанизм!

Конечно, можешь ты сказат,

Что ты и не таков,

Но ты же малость глуповат —

И можешь стать таков.

Ведь ежели тебе сказать,

Что крутота вся там,

Ты ж сразу побежишь им стать,

Являяся болван.

Но даже если ты дурак,

Все ж помни мой совет:

Ты лучше просто будь мудак,

А вот масоном — нет.

2000, июль.

Запах новых станций метро

***

Запах новых станций метро —

Есть такой, он волненье в умах у людей производит;

Сильно радует он их нутро;

До сих пор неизвестно учёным, отчего оно так происходит:

Но сие — точно так. Зафиксированный факт

Многократно есть тот, что подземный чертог,

Новосозданный, — действует именно так

На людей, на их всех, и, как будто их дёргает ток

Электрический, так он вдруг всех поражает,

Так его сразу все как вдруг осозновают,

И, расширивши ноздри, вдыхать дабы оный, тот запах, идут,

И становится малость слегка веселее людей-россиян трудный тёмный подземный маршрут.

2000, август.

В доме лето, в доме август, в доме ох и красота и благодать

***

В доме лето, в доме август, в доме ох и красота и благодать,

В доме ох какая тишина!

Оттого ещё страшней на свете, братцы, проживать!

Оттого ещё страшнее жизнь страшна.

Потому что когда именно она,

Вот такая красота и тишина,

Лучше видно, на каких всё в мире держится соплях:

Только дунуть — фу! — и трах-тарах!

На какой фигне ничтожной держится он, мир, —

На ничтожных электронах да протонах, меж которых пустота; —

То есть, состоит она вся, в сущности, одних из дыр,

Кое-как друг с другом слепленных, вот эта, щас наличествующая, красота!

Состоит она, наука доказала, да, из дыр.

А из дыр всё время тянет ох, сквозняк,

Холодящий, продувающий, ничем не затыкаемый никак, —

Вот таков, ребята, протекающий лытдыбр.

Ох, ребята, страшно жить на свете как!

2000, лето

Телефон у меня не звонит, не звонит

***

Телефон у меня не звонит, не звонит,

Не собщает ничо не хрена,

Кирпичом себе наглым лежит, молчит,

А ведь денег ухлопано на него, говна!

Даже боле того: завели Интернет!

Ну уж, всякий тут скажет, тогда!

Мол, теперь у тебя под рукой целый свет, —

Тирлили — тирлимбом — трайдада!

— К Интернету и рифма сама-то и просится: «нет».

И действительно, — нет. Да.

Ох, унылио я в результате всего,

Ох, уныло унылио я!

Ох, унылио я, вот и только всего, —

Ой-ля-ля, тра-ля-ля, тру-ля-ля!

п.с.

(Ну, а как позвонит — так чего сообщит?

Что тогда, например, сообщит?

Может, ведь — позвонит, да уж так сообщит! —

Нет уж, на фиг! Пусть лучше молчит! )

август 2000

О эти дамы без трусов!

***

О эти дамы без трусов!

Зато в различных прочих штуках!

О дай мне, муза, мастерство

По всем их правилам науки

Воспеть. То есть, начать их петь,

И петь, и петь, наращивая равномерно

И неуклонно силу, мощность пенья,

Тредиаковско- и державиноподобно петь,

С громоздким пафосом, с возвышенным пареньем,

С косноязычием чудовищным, с ужасным громом-треском,

С великолепием, сиянием, шиком, блеском

И с тщаньем, с ревностью, стараньем, помпой,

Со слов клокочущих стобыкой гекатомбой,

Но также и со рассуждением степенным,

И так их петь, и петь, и постепенно, постепенно

Так воспевая, наконец — совсем воспеть.

2. Их все шелка и кружева, причёски

Старательнейшие, — волосок чтоб к волоску,

Сверкающую страшно всяку роскошь;

Корсеты тесные, крепимые к чулку

Особою (шершавою!) подвязкой; остальные, ладные

Все эти гладкие, отличные их штуки, —

Зеркальные такие, скользкие, прохладные, —

О как, желаю, муза, я воспеть!

Тем паче, муза, до сих пор же ведь,

Ведь самой даже современнейшей науке,

(Наиновейшей) — по сей день ведь неизвестно,

Что ж в этих штуках, свойственных блядям,

Такого, что ужасно интересно

Нам созерцать, — суровым русским рассудительным людЯм.

3. Вот этих их, которые шуршат, мерцают,

Скользят и шелестят, переливаются

Сияющим сиянием своим умы прельщают,

И электричеством как сразу атмосфера насыщается!

(И, кстати, не от тренья ль тех шелков, как нас наука научает?),

Когда вот на картинки эти смотрим мы и видим: точно, дамы!

А не какие-нибудь мандавушки!

А это дело — о, оно (о!), скажем прямо, —

Куда как увлекательнее нам, живущим

В бСССР, тойсть в бывшем эсэсэр.

В безвылазных смирении и бедности,

Где главным колер тот, который вылинявше сер.

И эти дамы, вот, в их всей сияющей победности —

На этих вот картинках у немых,

Которы были ими продаваемы,

В вагонах поездов, которы мы,

С восторгом трепета являлись покупаемы, —

Какими чувствами мы становились ох, обуреваемы!

Какие силы были пробуждаемы,

Какие мысли были взрывом рассуждаемы!

4. И вот, короче, переходим к рассуждениям моральным.

На это дело глядя, нынче осмеятое,

Забвению и небрежению предатое,

Сидишь и думаешь: о как ведь жаль же нам

Всего вот этого: оно ж гораздо боле силы

В себе, пружиной сжатою таящейся, таило

Чем этот нынешний кромешный порносекс.

Зачем, зачем вы это всё поотменилы,

Веленьем, мол, истории до голой ебли упростилы,

И унывает, только слёзки сглатывая, заскучалый грустный человек-с…

5. Они к тому же, коль присмотришься внимательно, — в трусах.

А также в юбках, блузках, даже более:

В перчатках, шляпах, польтах, некоторые — аж в мехах.

Что тут сказать? то, что интересней ещё более