1600 лет под водой - [26]

Составив список отметок и надписей на отдельных предметах утвари, я отослал его Аренду для опознания.

Среди всего прочего мы обнаружили небольшой глиняный сосуд, который вскоре проследовал в нашу каюту, где мне пришлось пресекать всякие попытки использовать его в качестве пепельницы. Бел уже превратила в сахарницу одну из амфор, а в другой держала соленую рыбу.

— Не поставить ли еще парочку у машины, где суше, — сказала она, — тогда рис не будет так быстро портиться.

— Ради бога, Бел! Им же по две тысячи лет! — простонал я.

— А что тут такого? Разве не для этого они и сделаны?

Женщины всегда правы — такова особенность женской логики. А может быть, древний сосуд получит новую путевку в жизнь, наполнившись золотистым зерном? Все-таки лучше, чем стоять на запыленной музейной полке под бесстрастно отсутствующими взглядами посетителей…

С набережной меня окликнул Ханс, и я поплыл за ним на ялике. Дождь насквозь промочил его одежду, но отнюдь не подмочил энтузиазма.

— Знаешь, что я узнал? — Ханс был весь натянутая струна. Оказывается, один местный крестьянин рассказал ему о какой-то мозаике во дворике неподалеку. Ханс тотчас же решил отправиться на поиски. После долгого хождения этот добровольный проводник привел его к грядке помидоров.

— Вот здесь, — сказал он. — Посмотрите-ка, до сих пор видны отдельные камешки.

Да, никакого сомнения — квадратные камешки тут и там виднелись на земле.

— Боже мой, кто же их выкопал? — гневно спросил Ханс.

— Фермер, лет уж двадцать назад. Вон там еще кое-что осталось.

Это была другая грядка помидоров, а рядом… рисунок на квадратном камешке изображал фигуру в черном в окружении красных животных. Ханс подобрал несколько камешков; они напоминали те, что когда-то нашла Барбара возле стен.

Вскоре дождь, стихая, постепенно иссяк, и над бухтой вновь установились мир и покой. Я вытащил на палубу бачок с проявителем, но едва успел вытащить оттуда отснятую за день пленку, как «Тед, Тед!» раскатилось над вечерней водой. Я увидел на набережной фигуру Ханса.

— Они приехали, Тед!

Ли отвязал ялик и отправился знакомиться с вновь прибывшими.

Я вернулся на палубу и сел в шезлонг, вслушиваясь в протяжную песню, которую пел проплывающий мимо рыбак. Надо мной простиралась добрая темнеющая лазурь вечернего неба. Вода была спокойной и чистой. В такой вечер, подумал я, хорошо жить, бездумно вбирать полной грудью свежий воздух и знать, что безграничный океан этой благодатной свежести разлит вокруг. Дыши, пока не надышишься. Не то что несчастный городской житель, который поднимается по часам, вдыхает отравленную атмосферу и месяцами не видит голубого неба, скрытого плотным частоколом домов и труб. Впрочем, в прошлую ночь он, без сомнения, мирно спал с безмятежной улыбкой на лице, а мы тем временем корчились на койках, пытаясь уберечься от всепроникающих ледяных капель. Мои размышления прервал могучий клич с набережной — двое новичков не выдержали и бросились вплавь, не дождавшись ялика.

Глава XIII Наше пополнение

Мы со дня на день поджидали ныряльщиков из общества подводных исследований Кембриджского университета. Перед отъездом из Лондона я условился с секретарем общества Ником Флеммингом из Тринити-колледжа, что если он сам не сможет поработать с нами, то непременно пришлет кого-нибудь нам в помощь. И вот они приехали.

— Это Питер Мейнер, а это Иден Макфарлан, — представил их Ханс.

Питер был дюжим парнем, что называется, косая сажень, без малого двухметрового роста, с решительной нижней челюстью и живо поблескивающими голубыми глазами; Иден — еще одна косая сажень и тоже под метр девяносто, но чуть более сухощав, с лицом, исполненным спокойного достоинства.

Мы просили их захватить собственное снаряжение, но, к сожалению, они были последними из членов клуба, кто отправлялся в экспедицию, поэтому на их долю оставался лишь один комплект на двоих. Теперь у нас было шесть полных комплектов на восьмерых ныряльщиков, а это немало.

Чтобы дать новичкам возможность освоиться и испытать себя и снаряжение, мы ныряли в течение целого дня у входа в Цавтатскую бухту. Вода здесь прозрачней, чем где бы то ни было, и именно в этом месте мы обнаружили накануне затонувший корабль с грузом боеприпасов. Первое погружение в сезоне всегда сопряжено с кое-какими неприятностями: нужно приспособиться к снаряжению, привыкнуть к нагрузке на уши. Поэтому приятнее и надежнее проводить эти тренировочные погружения в идеальных условиях. Питер и Иден поначалу приняли участие в подъеме одного из «сундуков с сокровищами» (то бишь ящика с боеприпасами). Я намеревался передать всю эту амуницию властям, но когда мы вскрыли первый ящик, то нашли его содержимое в таком ужасном состоянии, что я счел за благо выбросить все это обратно в море.

Наша техника подъема была предельно проста: длинная веревка привязывалась одним концом к предмету, который предстояло поднять, а другой конец кто-нибудь из ныряльщиков (как правило, этим занималась Бел) подтаскивал как можно ближе к кораблю. В свое время мы купили несколько мешков из прорезиненной парусины, списанных министерством обороны. Во время войны в таких мешках сбрасывались на парашютах радиопередатчики. Для наших целей эти мешки подходили как нельзя лучше: они были ярко-желтого цвета и имели ременные ручки наподобие рюкзаков. Мешок привязывался за ручки к поднимаемому предмету. Потом один из ныряльщиков вынимал загубник и накачивал мешок снизу. Один такой мешок тянул надводный груз килограммов в двадцать пять — тридцать. Все искусство состояло в том, чтобы не перекачать его, иначе он всплывал слишком быстро. И поскольку подъемная сила воздушного пузыря возрастает с уменьшением глубины, поднимаемый предмет вылетает на поверхность, как ошалелая рыба — летяга. Потом мешок опрокидывается набок, выпустив весь воздух, а груз опускается на дно, да еще и мстительно стукает по дороге вниз зазевавшегося ныряльщика. В одно из таких погружений кто-то врезался головой в дно лодки, держа в руках солидных размеров амфору. Естественно, он проклял всех и вся и, полуослепленный, выпустил ее из рук. Но не успел он уйти и на полметра вглубь, как погружающаяся амфора нанесла ему второй чувствительный удар по голове своим тяжелым днищем. Однажды я держал в руках наполненный воздухом мешок, но веревка вдруг порвалась, и он вылетел из воды, как расшалившийся дельфин, повергнув в изумление случайного рыбака. Тот перекрестился и поспешил прочь…