1600 лет под водой - [25]

Надо ли говорить, что уже на следующий день я рыскал по Цавтату, отыскивая подходящий материал для изготовления акваплана: кусок прочной древесины пяти с половиной метров в длину и шестидесяти сантиметров в ширину.

Мои поиски были безрезультатны, и тогда за дело принялся Ханс. Не прошло и двух часов, как он отыскал кусок старой древесины, который уже несколько лет валялся без дела в какой-то лавке. Местный плотник подрядился обтесать доску до нужного размера, а Ли вызвался сделать из нее акваплан. Но его участия не понадобилось: как только плотник понял, что от него требуется, он принялся за работу, и через несколько часов нам с триумфом был вручен готовый акваплан. Мы получили еще и счет на восемьсот динаров, что составляет всего-навсего пятнадцать шиллингов. И это за акваплан, который едва ли чем отличался от тех, что я видел в спортивных магазинах Англии по цене двенадцать фунтов за штуку. Ручками служили два дюймовых деревянных колышка, которые выдавались по обеим сторонам доски на пятнадцать сантиметров сверху и на пять сантиметров снизу. К нижним концам каждого колышка была привязана веревка. Обе веревки сходились в десяти сантиметрах перед доской и привязывались к буксировочному канату.

Решено было немедля испытать акваплан в действии. Поскольку автором идеи был Ли, ему и принадлежала честь быть первым. Плавание на акваплане представляло собой своеобразное рыскание в нескольких метрах от поверхности. Принцип был неимоверно прост: ныряльщик берется за ручки, и, как только он сигнализирует «готов», буксир трогается с места со скоростью четырех-пяти узлов. Теперь ныряльщик может регулировать глубину погружения, наклоняя доску то вниз, то вверх. Правда, если он по неумению или небрежности наклонит доску слишком резко, то спикирует вниз, сразу метров на двадцать, рискуя при этом порвать барабанные перепонки. Если же, наоборот, он слишком поспешно вздыбит доску, находясь на приличной глубине, то ракетой взмоет к поверхности, что чревато печальными последствиями для его легких. Иными словами, осторожность, осторожность и еще раз осторожность! Мы решили не пожалеть целого дня, чтобы каждый мог попривыкнуть к акваплану на разных скоростях и хорошенько набить себе руку перед началом серьезного поиска.

На карте бухты Тихой, изданной Адмиралтейством, в четырнадцати морских саженях от берега было обозначено затонувшее судно средних размеров — корабль постройки 1914 года. Его-то мы и решили сделать объектом нашего первого поиска на акваплане.

К сожалению, видимость оставляла желать много лучшего, дно просматривалось относительно сносно лишь метров с пяти. Чтобы как-то забираться на двадцатиметровую глубину, мы удлинили буксирный канат и привязали пятикилограммовый груз в метре от доски. Но теперь, когда ныряльщик был распластан в неподвижности на акваплане, давал себя знать холод. К тому же на дне мы ожидали увидеть чуть тронутый временем и морем, но в основном целый корабль, а увидели занесенный илом холм, одиноко возвышавшийся над пустынной равниной. Пришлось отказаться от повторного осмотра бухты. Ведь если бы и он не дал никаких результатов, отпала бы всякая охота продолжать погружения в этом месте. Мы в большей степени стремились обуздать коварный акваплан, чем тщательно осмотреть дно, и вполне возможно, что многие интересные вещи остались бы незамеченными. Погружения закончились поздно вечером, и мы поднялись на «Язычник», еле волоча ноги.

Ли спал под открытым небом: внизу его аристократическим легким не хватало кислорода. Внезапно сверкнула молния, и потоком хлынул дождь. Я всегда гордился тем, что являюсь обладателем «сухой» яхты. Люки задраивались настолько плотно, что средних размеров океан, хлынувший через борт, не замочил бы и койки. Но в ту ночь хлестало так, словно все люки были распахнуты настежь. Периодические вопли с палубы свидетельствовали о том, что вместо кислорода легкие Ли медленно, но верно заполняются водой. Бедняга Ли! Он полагал, что все обойдется коротким дождичком, а когда понял наконец, что заблуждался, на нем уже нитки сухой не было.

На следующий день уже в шесть часов утра было слышно, как Ли, у которого кончалась пленка, ворча, отвязывал ялик, чтобы поспеть к утреннему автобусу в Дубровник. Из его ворчания явствовало, что 1) ялик быстро наполняется водой и он не успевает ее вычерпывать, 2) Ли снова вымок до нитки, 3) он весьма безрадостно провел ночь.

В восемь часов, когда ливень перешел в настоящий потоп, мы услышали, что ялик возвращается.

— Кого еще там черт несет? — поинтересовался я. По мере приближения ялика поток богохульств усилился. Ага, Ли возвратился: автобус был переполнен, и он не смог уехать.

Дождь лишил нас возможности понырять в этот день, имело смысл остаться на борту и наконец рассортировать и перенумеровать все те глиняные, фаянсовые, каменные и другие находки, которые к этому времени совсем загромоздили палубу.

Ли быстро оправился и стал делать зарисовки наиболее интересных находок, а я фотографировал их, как только ливень немного стихал. Мы ждали д-ра Николаичи, который должен был решить, что из найденного нами пойдет в музей в Сплите, а что останется в Цавтате. Кроме того, я очень рассчитывал на приезд Фернана Бенуа из музея Борелли в Марселе, где были выставлены археологические находки капитана Жака Ива Кусто, включая и знаменитые находки экспедиции на «Гран Конглуэ». Я обещал предоставить Бенуа все, что его заинтересует, и теперь ждал его ответа.