1600 лет под водой - [28]

Примерно в это время у меня случился приступ болезни, которую называют «тропическое ухо». В ушном канале зашевелился жучок, которого я подцепил еще в военные годы на Новой Гвинее. Тогда с этой болезнью не умели бороться, и полковой врач лечил воспаление единственно тем, что набивал ухо ватой, смоченной в каком-то растворе. После этого ухо вспухает, жучок торжествует, а пациент терпит несказанные муки. Тогда доктор вынимает очередной пук ваты и лезет в ухо какой-то трубкой, чтобы выяснить, почему эта чертова болезнь не излечивается. К этому времени пациент или отходит в лучший мир, или делает из доктора отбивную. Все эти знания, как вы понимаете, получены мной в тяжких мучениях. Я мог бы, конечно, досуха протирать свое ухо после каждого погружения — всего несколькими каплями пятидесяти-или семидесяти процентного раствора спирта, чтобы осушить ушной канал. Но я этим пренебрег и был наказан. К счастью, у меня сохранилось лекарство, прихваченное на всякий случай из Лондона, им я и спасался.

Погода вот уже несколько дней была из рук вон плохой. После того как удар молнии разрушил цавтатскую электростанцию, боги ветров словно взбесились. Сначала бора, потом мистраль, потом опять бора с ревущими ливнями, которые наполняют ялик водой, как стиральное корыто, и заставляют дрожать от холода всякого, кто рискнет выйти на улицу. И это на Адриатическом море, в августе, когда вода по всем правилам должна быть, как парное молоко. Замерзал даже Бастиан, который привык к ледяным норвежским водам. А горячий душ после каждого погружения истощал запасы пресной воды так быстро, что цистерны приходилось наполнять раз в три дня.

В это время пришло письмо от капитана Луетича из Морского музея в Дубровнике. Он разыскал человека, который работал на строительстве гостиницы «Эпидавр» и был там, когда, выкапывая яму под фундамент, рабочие нашли клад. Этот человек брался показать то место, где разрушенная стена уходила в море. Это известие обнадеживало. Теперь мы сумеем как-то увязать положение стен с «холмиками». На нашей карте они вытягивались по прямой линии в море, туда, где, по моим предположениям, начиналась стена. Если мои наметки совпадут со сведениями этого человека, то мы сможем доказать свою точку зрения, начав раскопки на берегу. Это крайне важно, если мы хотим установить местоположение внешней крепостной стены древнего Эпидавра.

* * *

Было бы уместно закончить эту главу подведением итогов нашей работы.

Во-первых, о стенах, расположенных в пределах той части древнего Эпидавра, которая была теперь под водой. Мы установили, уже без сомнения, что такие стены существовали; мы научились обнажать их из-под ила с помощью насоса, а в одном месте даже достигли основания стены. Кажется, ничего особенного, но надо принять во внимание, что вследствие многовековой работы подводных течений основания стен были укрыты под метровым слоем твердой как камень глины. Копать под водой вообще нелегко — это ясно. Но возникает еще и дополнительное препятствие: интенсивная работа под водой вызывает большой расход сжатого воздуха из баллонов, что в свою очередь ведет к перегрузке компрессора. Поэтому-то, чтобы открыть полностью небольшой кусок стены, несколько человек трудились в поте лица недели две.

>Осколок древнего сосуда с греческой надписью «Родос"

Во-вторых, о наших находках, остатках цивилизации двухтысячелетней давности. Мы собрали несколько десятков монет и осколков мозаики. Среди них была монета из Ликии приблизительно 400 года н. э. с изображением головы легионера в шлеме, украшенном плюмажем. У нас была монета из Афин и еще одна, из Сиракуз, на которой красовалась изящная головка, увенчанная гирляндой в окружении резвящихся дельфинов. Но нашим главным достоянием были, конечно, амфоры, эти универсальные греко-римские контейнеры. Именно здесь и проявляется основное достоинство подводной археологии. Глиняные изделия не подвержены гниению, но легко ломаются. Однако колыбель из ила и покрывало вод надежно сохраняют многие амфоры совершенно нетронутыми в течение многих лет. Сколь высокоразвитой должна была быть торговля, чтобы доставить сюда эти огромные сосуды, почти доверху наполненные вином, оливковым маслом и зерном — тремя китами, на которых покоилась вся торговля на Средиземноморье. Очень часто эти амфоры покрывались плотным слоем подводной флоры, скрывавшим надписи на стенках. На одной амфоре, которую отыскал и поднял Дэвид, была четкая надпись, которая сразу же бросалась в глаза. Именно Дэвид и прочел ее громогласно: «Родос». Остров Родос отстоит от Эпидавра на добрых тысячу миль, а это значило, что древний мореплаватель предпринял весьма и весьма рискованное плавание в капризных средиземноморских водах. На амфорах, извлеченных нами из-под земли, точнее, из-под воды, были и другие надписи. Зная, как много могут сказать археологу амфоры, надписи на них и самые стили гончарного искусства, мы надеялись, что наши находки послужат ценным подспорьем для специалистов в их исследованиях.

Нам было ясно, что многое еще предстоит сделать. До сих пор мы были весьма далеки от целостного восприятия того, что представляла собой подводная часть Эпидавра. А время летело на всех парах — наступил август… А ведь я еще втайне мечтал совершить второй визит в пещеру Асклепия, к ее исчезнувшему и до сих пор не найденному пастырю…