153 самоубийцы - [56]

– Ваши документы?! – спросил я у них сурово. Они с циничной гордостью предъявили нам документы, выданные штабом ихнего пятого полка.

– Документы у вас не в порядке, – сказал я этим молодчикам, не понимавшим, в чем дело, и предложил им поехать вместе с нами в штаб для выяснения. Они наивно сели в нашу машину, мы их отвезли за город и преспокойно шлепнули. Да здравствует победоносная Пятая колонна!..Святой боже! Они посягнули на твои храмы! В церкви святой Акулины Севильской они устроили госпиталь!

…Молодцы марокканцы! Они показали себя настоящими испанцами, об их храбрости рассказывают подлинные чудеса. Бог поможет им в их истинно испанском деле.

…Я был прав. Бог-отец проживает в Берлине, бог-сын – в Риме, а дух святой – в Лиссабоне. Кстати, кто мог подумать, что эти жуликоватые португальские правители окажутся такими благородными джентльменами. Ангелы-истребители и трехмоторные архангелы-бомбардировщики прибывают к нашему генералу целыми сонмами и даже эскадрильями. Бог подбросил дону Франко также достаточное количество новейших танков и пушек. Ниспошли нам, господи, также и побольше газов в неисчислимой благости твоей.

Наши взяли Толедо. Его превосходительство обещал взять Мадрид 7 ноября. С божьей помощью он его возьмет. Это тем более необходимо, что за нашими ребятами начали уже послеживать. Эти разбойники расстреляли молодого шофера, снабдившего нас тогда грузовиком. Варвары!

…Его превосходительство обещает взять Мадрид 10 ноября. Ничего, один-два дня не имеют значения. Марокканцы и герои из иностранного легиона не струсят. Лучшие немецкие летчики артиллеристы бомбардируют город. Я третий день сижу в подвале. Чертовски неприятно умереть смертью храбрых от снаряда или бомбы, предназначенной не для тебя.

…Есть бог на свете! Лучшее подтверждение этому – три добрых немецких бомбы разнесли вдребезги церковь святой Акулины Севильской, оскверненной красным лазаретом. Впрочем, церковь – чорт с ней! Жалко только, что успели вывезти из нее раненых. Зато рядышком другая бомба укокала восемнадцать сопливых мальчишек и девчонок. Ничего, пусть их родители поплачут, пока их самих расстреляли.

…Теперь уже окончательно намечен срок взятия города нашими войсками. Генерал Франко приказал – хочешь не хочешь – взять его тринадцатого ноября, Пора, пора ваше превосходительство. А то мне что-то не нравится как себя ведут эти дружинники. Они уже научились воевать и неплохо сбивают наши самолеты. К тому же мне не нравится излишняя внимательность и моей персоне, проявляемая отдельными жильцами моего дома. Если тринадцатого город не будет взят, мне придется улепетывать.

…Очень плохо. Прошло тринадцатое и четырнадцатое число, а город все еще не взят. У меня чертовски плохое настроение. Единственная радость – вчера расстреляли за шпионаж дон Педро Хеминес, которому я уже давно должен восемнадцать тысяч пезет. А в общем, очень плохо. Откровенно говоря, не сидеть же мне всю жизнь в этом проклятом городе.

Сегодня ночью надо будет незаметно пробраться к нашим. Лучше я уже вместе с ними вернусь к себе домой. Пропуск я уже достал через одного из моих молодцов. (Она еще живет – моя пятая колонна). Деньги у меня всегда при себе, как и спасительная борода.

…Мысленно прощаюсь со своим подвалом. Часы показывают 11 часов 23 минуты вечера. Через семь минут я спокойно выйду из двери моего дома. Явственно слышно, как стучит мое сердце. Позвольте, это кажется, не только сердце стучит. Это больше смахивает на какие-то тяжелые шаги. Черт! Кто это там спускается ко мне в подвал?! Их, кажется, несколько. Слышен лязг оружия? Они без спроса открывают дверь… (На этом записки обрываются)

В. КАТАЕВ, Л. ЛАГИН

Шуба

Когда шальной снаряд залетел на соседний двор, пан Сташицкий спешно послал вестового в штаб. Вестовой вернулся не скоро. Он сказал, что штаб лошадей не дает, велит управляться собственными.

А собственные складские лошади еще накануне пропали где-то вместе с сержантом Рогулей. Выслушав донесение вестового, капитан Сташицкий разразился страшнейшими варшавскими ругательствами. Немного успокоившись, он подозвал прыщавого подпоручика Слатковского и, негромко вздохнув, сказал:

– В нашем распоряжении не больше пятнадцати минут. Не позже одиннадцати склад должен быть уничтожен. Штаб лошадей не дает.

– Прикажете сжечь? – осведомился упавшим голосом Слатковский и приложил руку к козырьку.

– Сжигайте, но только поскорей!

Склад санитарной части двадцать третьего познанского пехотного полка помещался в просторной многокомнатной квартире двухэтажного деревянного дома. Таких домов всего было на этом дворе три, и все три неминуемо сгорели бы вместе со складом.

Поэтому, когда обитатели двора увидели, что несколько солдат вытащили тяжелые бидоны с бензином и собираются обливать стены склада, они бросились к своему домовладельцу, аптекарю Пальчинскому.

– Станислав Францевич, – обратился к нему, тяжело дыша, его старинный друг, владелец электрической прачечной «Гигиена» – Вейцман, – вы поляк и интеллигентный человек, они вас послушаются. Бегите и хлопочите, они хотят спалить ваш двор.

– Это уже не мой двор, – ответил аптекарь. – Пускай большевики за него хлопочут. Это уже их двор.