153 самоубийцы - [58]

– Мы ее спрячем у меня на квартире, – горячо зашептал он, протянув руки к шубе. – Когда все, дает бог, успокоится, я ее отдам доктору. Это будет для него такой сюрприз!

– Нет, дорогой Станислав Францевич, лучше уж я сам отдам, – отвечал ему, не оглядываясь, Вейцман, пробиравшийся на четвереньках вдоль забора. – Я ее спас, я ее и отдам.

Но аптекарь не отставал. Судорожно вцепившись в ласкающий ворс воротника, он тянул шубу к себе:

– Учтите, Илья Самойлович, к вам еще могут случайно забрести отстающие солдаты… И первым делом они заберут шубу… А я – поляк, ко мне они не посмеют зайти… У меня она сохранней будет… Шуба…

– Если уж на то пошло, – прошипел с отвращением Вейцман, – я боюсь, что она может у вас застрять надолго…

Кирпичный румянец мгновенно залил белесое лицо Пальчинского.

Он попытался было приосаниться, но этого не позволила низкая куща колючего крыжовника:

– Вы не имеете права…

Но Вейцман не слушал его. Он крепко прижимал к себе шубу и лихорадочно бормотал:

– Ладно, ладно, пан Пальчинский… Я вас неплохо знаю… Слава богу, не первый год знакомы…

Канонада становилась все более учащенной. Где-то, километрах в полутора-двух слышалась судорожная трель пулемета. На трех кострах, шипя и потрескивая, сгорали сокровища склада пана Сташицкого. Со двора доносился фальцет подпоручика Слатковского. Это строилась складская команда, чтобы налегке добираться к штабу полка.

Поэтому неудивительно, что никто не слышал, как аптекарь набросился в кустах на господина Вейцмана, как целых две минуты они катались на сухих прошлогодних листьях в неистовой, но молчаливой схватке, как господин Вейцман, изловчившись, ударом ноги в живот поверг на землю взвывшего от нестерпимой боли господина Пальчинского, вынырнул из кустов по ту сторону забора и, ворвавшись в свою квартиру, тщательно запер за собой дверь.

В квартире с закрытыми, чтобы не соблазнять отступавших белополяков, ставнями царил душный полумрак. Жена Вейцмана выбежала к нему навстречу, перепуганная его порванной одеждой и окровавленным лицом. Он бросил ей на руки шубу и начал, фыркая под водопроводным краном, смывать с себя кровь.

– Садись, – прохрипел он жене, – садись и немедленно распарывай шубу… А то еще эта сволочь Пальчинский, как только уйдут поляки, побежит к Либерману и наябедничает ему, что я прячу его шубу… Теперь это уже не его шуба… Она бы все равно сгорела… Это уже моя шуба… Этот гад Пальчинский, он огорчен, что ему не удалось прикарманить ее себе… Еврейская шуба должна остаться у еврея…

Вейцман ошибся. Пальчинский не собирался ждать, пока поляки оставят город. Разъяренный неудачей, он, вынырнув из кустов, бросился к капитану Сташицкому. Но было уже десять минут двенадцатого и во дворе никого не было.

Тогда он выбежал и остановил нескольких познанцев, пробегавших мимо с капралом во главе.

– Пшепрашам, пан капрал, – сказал конфиденциально аптекарь и отвел тяжело дышавшего капрала в сторону. – Вот в этой вот квартире…

Пальчинский судорожно втянул в себя воздух. Он чувствовал, что его охватывает невыносимый озноб. У него подкашивались от ужаса ноги. Он жалел о предпринятом. Но было уже поздно. Капрал слушал его настороженно и нетерпеливо. Вокруг них задержались еще несколько солдат. Они заинтересовались единственным штатским в серо-голубом потоке откатывавшихся из города войск. Пальчинский понял, что у него отрезан путь к безопасному отступлению и он пролепетал голосом, прерывающимся от неслыханного волнения:

– Вот в этой вот квартире… проживает большевик… Его фамилия Вейцман… Он, пся крев, только что избил меня за то, что я поляк… и не люблю большевиков… Вот и все…

Истерически всхлипнув, он побежал домой, заперся на ключ и бросился на кровать, зарывшись с головой в подушки.

Поэтому он не видел, как меньше чем через минуту его старинный друг Илья Самойлович Вейцман был выведен из дома спешившим, чтобы не отстать от своих, капралом и расстрелян под окнами своей квартиры.

– Вы можете его убрать, пани, – галантно поклонился капрал мадам Вейцман, выбежавшей во двор вслед за своим мужем.

Старуха тихо вскрикнула и упала в обморок. В ее руках тускло блестели маленькие никелированные ножницы. Шубу она успела спрятать, когда капрал еще только постучался в дверь.

Дом с привидениями

– Привидения существуют, – сказал кто-то, доверительно тронув меня за локоть. – Привидения существуют, это факт. Только по случаю осадного положения они появляются не в полночь, а в десять часов вечера…

Я оглянулся и увидел тщедушного гражданина в стеганой ватной куртке и отличных шерстяных брюках в полоску. Его лысеющая голова была непокрыта, уши пылали на морозе, на синеватом бледном лице белели светло-серые глаза, холодные и очень серьезные.

– Я бы раньше сам никогда не поверил, – сказал он, увидев мою недоуменную улыбку, и поднял руку, как бы отгораживаясь от возможных возражений, – но факты! Факты – упрямая вещь… Только зачем нам мерзнуть на улице? Зайдемте ко мне, я вам все расскажу, и вы убедитесь…

Этот необычный разговор происходил в городе Н. на третий день после изгнания из него немецких войск. Озябший и злой, бродил я по разоренным улицам, уже который час поджидая коменданта города, который как уехал куда-то с утра с начальником гарнизона, так все еще не возвращался.