140% - [67]

— Спасибо, что сказал, а то я бы так и не понял ничего. А что же отец, ничего не знает?

— Причём тут он?

— Он с её симпатичной мамой спит.

— Да ну? — громко хохотнул Руслан и посмотрел в сторону колышущихся камышей в ста метрах, где рыбачили папы. — Никогда бы не подумал, что так бывает.

— В нашей деревне — да.

Матвей надолго замолчал, помрачнев. Его взгляд бесцельно отскакивал от серебристой глади озера, утопающей в зелени. На лбу залегла глубокая морщинка. Он всё ещё не верил, что такое с ним могло произойти, прямо сюжет для анекдота про школьника, девушка которого залетела.

Потерев ладонью глаза, он встретился с тревожным взглядом друга.

— Честно, я когда спросил тебя о ней, ты сказал — у на всё решено, она в прошлом. Я подумал, что ты крутой чувак. Ну, или она не от тебя… Ты уверен, что от тебя?

— Почти уверен. Она всегда хотела казаться ну, знаешь, несерьёзной, но на самом деле серьёзнее некуда. Поэтому я с ней и не хотел дальше… не хотел обнадёживать её, чтобы она думала, что… Короче, у меня другие планы на жизнь.

— Об этом я в курсе, — сочувствующе кивнул Руслан. — Перед отъездом тебе надо с ней поговорить.

— Да, наверное. Только я не уверен, что это как-то прояснит…, - он неопределённо помахал кистью в воздухе и растерянно уронил её на подлокотник кресла.

— Не знаю, что тебе сказать. Ты попал, чувак.

Матвей еле дождался, когда отцу надоест со дна озера собирать рыбную мелочь, и они поедут домой.

Приняв душ и немного отойдя от яростного солнцепёка, он набрал номер Тони, но её телефон был отключён, или она поменяла номер. Прослонявшись по квартире до вечера, он сказал другу, что идёт всё улаживать, вышел на улицу. На самом деле, он и понятия не имел, что делать и с чего начать. А в тот момент, как Матвей подошёл к её дому, ему пришло уведомление на телефон, что «абонент Тонечка снова в сети».

* * *

Я устала. Нет, по ночам я не могла уснуть из-за того, что целый день валялась на больничной койке. Я устала от мыслей и переживаний. Каждый день я просыпалась и пыталась заснуть с мыслью о том, что он делает и как весело проводит время. Даже друга с собой привёз, чтобы не было скучно напоследок. И уж конечно я поняла, что он совсем забыл обо мне за это лето. Я была просто школьной подружкой перед выпускным, перед тем, как стать взрослым.

Соседки по палате наверняка видели мои слёзы, хотя я честно пыталась их скрыть. Я отворачивалась к окну (моя кровать стояла у окна), и глядя на выцветшее голубое августовское небо, плакала.

Я пролежала в отделении гинекологии неделю, и стала вечером выходить гулять в больничный парк. Часто с девчонками, соседками по палате, которые подобрались все разного возраста, но весёлые. А иногда и одна, просто чтобы немного подумать и осознать, что я без пяти минут мать-одиночка, как и Лиза.

Они кстати с Ромой приезжали ко мне несколько раз, за что я им очень благодарна.

Парк вокруг больницы мне нравился тем, что туда приходили вечером мамочки с малышами — кто с совсем маленькими, кто с подросшими сорванцами.

Я садилась на одну из скамеек между пыльными кустами сирени и наблюдала за непоседами, катающимися на больших машинах или самокатах. Ненадолго внутри становилось тепло и ясно, как будто будущее переставало тревожить. Но когда я возвращалась в ярко освещённую палату, где галдели девчонки после больничного ужина, это ощущение исчезало. Я казалась самой себе растерянной и жалкой, много молчала и улыбалась через силу. Потом гасли огни, все ложились спать, а я снова лежала и просто смотрела на ночное предосеннее небо. Совсем скоро меня ждёт другая, взрослая жизнь, к которой я не готова, и становилось горько от этих надоевших мыслей.

Однажды в такой вечер прямо во время прогулки, когда так не хотелось возвращаться в палату, но день стремительно угасал, позвонил он.

Поначалу я подумала, что мне почудилось его имя и фотография на дисплее телефона, что это ошибка, но это было не так.

— Привет! — его голос показался мне нетерпеливым, как будто он давно хотел позвонить, но сдерживался.

— Привет, — тихо ответила я. На заднем плане кричал какой-то недовольный трёхлетний малыш, топал ножками и требовал у матери мороженое.

— Ты где, я хочу с тобой увидеться?

Я в волнении встала со скамьи и медленно пошла по тротуару между деревьями. На мне были короткие бриджи и туника, свободно висевшая на большом животике.

— Сейчас я не дома, — уклончиво ответила я. — Что ты хотел? Что случилось?

— А когда ты будешь дома? Это важно. Очень.

Нетерпение в голосе улавливалось всё отчётливее.

— Я не знаю, — сказала я и замолчала. Что я могла ему сказать? Что я лежу в больнице и сохраняю его детей? Его сыновей?

От этих мыслей я вздрогнула, и уголки губ опустились вниз. Захотелось плакать. Меня снова трясло.

— Тоня, — раздражённо сказал он, еле сдерживаясь, и я в этой интонации невольно узнала его отца, — скажи мне, где ты, я должен поговорить с тобой.

— Хорошо, — сдалась я. — Я в больнице лежу, 20 городская больница на Западном. Сейчас гуляю здесь в парке.

— Не уходи, я сейчас приеду, — бросил он так, как будто был в соседнем дворе, хотя ехать из нашего района было далеко.