1356 - [82]

Последний вопрос был обращён к Томасу, и тот, надеясь, что не ошибся, предполагая в пришельце герцога, опустился на одно колено:

— Сэр Томас Хуктон, вассал герцога Нортхэмптона.

— Сэр Томас отличился под Креси, — негромко подсказал герцогу седой, — Один из молодцев Уилла Скита.

— Лучник? — уточнил герцог.

— Да, Ваша Милость.

— И пожалован в рыцари? — в голосе лорда отразилось лёгкое неодобрение.

— Да, Ваша Милость.

— Заслуженно пожалован, мой лорд, — твёрдо сказал седой, и Томас вспомнил его.

Сэр Реджинальд Кобхэм, прославленный военачальник.

— Мы дрались с вами плечом к плечу у брода, сэр Реджинальд.

— Бланшетак он звался, брод этот! — припомнил Кобхэм и ухмыльнулся, — Горячая была сеча, скажу я вам! Поп ваш… Лихо он топором сносил французам бошки!

— Отец Хобб, — кивнул Томас.

— Вы, двое, закончили вечер воспоминаний? — осведомился нерцог.

— Ещё и не начали, мой лорд, — скалился Кобхэм, — Сами понимаете, встретились два ветерана…

— Чёрт бы подрал всех ветеранов, вместе взятых, — беззлобно ругнулся Уорвик.

Сам король озаботился приставить неродовитых, однако опытных в военном деле людей ко всем без исключения, знатным полководцам, сознавая, что горячность юности и вельможную спесь лордов следует уравновесить практической мудростью старых рубак. Уорвик не был юнцом, участвовал в сражении под Креси, и всё же не принимал важных решений, не переговорив с Кобхэмом, мнение которого высоко ценил. Сейчас герцог был не в духе, и настроение ему отнюдь не улучшило алое сердце, замеченное на щите Скалли, прислонённом к саркофагу:

— Это не герб ли Дугласов?

— Это кровоточащее сердце Христово, — быстро нашёлся с ответом кардинал.

Разговор вёлся по-французски, и Скалли даже не понял, что речь идёт о его щите. Тем не менее, шотландец, чуя в Уорвике англичанина, сверлил его взглядом так яростно, что Бессьер, опасаясь, как бы Скалли не бросился в драку, плечом оттеснил его за спины всё ещё стоящих истуканами у гроба монахов.

— Эти люди! — кардинал обвёл рукой сгрудившихся у подножия алтаря солдат Лабрюиллада, — служат церкви. А вы мешаете исполнению священного долга, возложенного на нас лично Его святейшеством папой.

— Мешаю? Упаси Боже!

— В таком случае благоволите покинуть храм, дабы мы могли продолжить церемонию.

— Что за церемония? — осведомился герцог, переводя взор на Томаса.

— Убийство, проще говоря, Ваша Милость, — растолковал тот.

— Священное возмездие! — загремел кардинал, — Этот сквернавец отлучён! Он проклят Богом, отвергнут людьми и отлучён церковью!

— Правда? — спросил у Томаса Уорвик.

Томас пожал плечами.

— Он — еретик! Обречённый на адские муки еретик! — обличал Томаса Бессьер, — И он, и его блудница-жена, и потаскуха, надругавшаяся над святостью брака!

Повинуясь взмаху длани кардинала, герцог повернулся к Бертилье, и складка меж его бровей разгладилась:

— Женщины тоже приговорены к вашему «возмездию»?

— Господь осудил их, а мы лишь исполним волю Его.

— Вынужден огорчить. Не исполните, пока я здесь, — сказал герцог, с сожалением отводя глаза от графини Лабрюиллад, — Сэр Томас, дамы под твоим покровительством?

— Да, Ваша Милость.

— Тогда вставай. Ты — англичанин?

Томас поднялся с колена:

— Кто ж ещё, Ваша Милость?

— Хорошо.

— Он — грешник! — зашёлся в визге Бессьер, почувствовав, что добыча ускользает от него, — Проклятый грешник! Церковь приговорила его к смерти!

— Он — англичанин, как я, — спокойно произнёс Уорвик, — А церковь не исполняет приговоров. Она их выносит и передаёт преступников светским властям. Здесь и сейчас единственная светская власть — это я, герцог Уорвикский. Этот человек — англичанин, я забираю его, и непременно казню…

Он холодно улыбнулся кардиналу:

— … Если архиепископ Кентерберрийский его мне предпишет казнить.

— Он отлучён!

— Два года назад, — с коротким смешком поведал кардиналу герцог, — ваши попы у нас в Уорвике отлучили двух коров, гусениц и даже жабу. Вы пользуетесь отлучениями, как строгая мамаша розгой. Разговор закончен. Он — англичанин, он — лучник, он — мой.

Сэр Реджинальд Кобхэм проворчал по-английски:

— Сейчас у нас каждый лучник на счету.

— Вашу-то братию каким ветром сюда занесло? — осведомился у кардинала герцог и после достаточно оскорбительной паузы добавил, — …Ваше Высокопреосвященство.

Кардинал усилием воли подавил бушующий в нём гнев и бесстрастно, насколько мог, сообщил:

— Его Святейшество папа, скорбя о постигших Францию бедах, послал нас склонить вашего принца и короля Иоанна к примирению. Мы путешествуем, водительствуемые Господом, в качестве миротворцев, полномочия коих подтверждены и вашим королём и его наследником.

— Примирение? — гадливо повторил герцог, — Да легко. Пусть узурпатор Иоанн вернёт королю Эдуарду трон Франции и всё — мир на земле, в человеках благоволение.

— Его Святейшество сокрушается о многих беззаконных убийствах, творимых ради тщет и суеты мирской.

Кардинал возвёл очи горе, но герцог опустил его обратно на грешную землю:

— Ага, и вы решили, что ещё парочка убийств общей картины не изменит; можно, например, прикончить женщин прямо в соборе. Да? Принц, которого вы ищете, находится там, — он протянул руку на север, — Настоятель монастыря здесь?