1356 - [71]

— В этом подвале я впервые встретился с Женевьевой, — сказал Томас, чтобы отвлечься от невесёлых мыслей.

— В этом?

— Её собирались сжечь, как еретичку. Уже был готов костёр с растопкой и связками сырых прутьев, чтобы горела помедленнее и мучилась.

— Господи…

— Можешь себе представить Иисуса, мечтательно раскладывающим для кого-нибудь костёр? А потом хлопающим в ладоши, оттого, что догадался сырые прутья доложить, и жертва умерла не сразу?

Кин, несколько напуганный прозвучавшим в голосе Томаса гневом, осторожно ответил:

— Не очень.

— Я — дьявольское отродье, — горько молвил лучник, — поповский сын[17]. С церковниками я не раз сталкивался, и что-то мне подсказывает — вернись Иисус на землю, он бы здорово удивился, увидев, во что превратилась его церковь… А ведь меч тебе и даром не нужен.

Кин, сбитый с толку, молчал, и Томас пояснил:

— Чтобы управляться с ним достаточно ловко, тебе потребуется лет пять усердных занятий. А вот это будет тебе как раз впору.

В подвал сносилось всё трофейное оружие подряд: арбалеты, мечи, топоры, копья. Часть нуждалась в починке, часть годилась лишь в переплавку, в основном, однако, хранящееся оружие было — хоть сейчас с ним в бой. Томас выбрал вульж и передал Кину. Ирландец примерился:

— Жуткая штука.

— Конец утяжелён свинцом. Обращаться с ним умения не надо, а дури у тебя довольно. Немного практики, и ты — гроза полей сражений!

— Этой штукой рубят?

— Эта штука именуется вульж. Рассматривай его, как дубину с лезвием. Можно колоть, можно рубить, можно просто гвоздить по башке.

Вульж был не слишком длинным, метра полтора, с толстым древком. Кованое продолговатое лезвие с пикой имело со стороны обуха острый крюк, а подток древка снизу тоже представлял собой пику.

— Видишь ли, меч против бойца в броне слабоват. Рубящий удар клинка остановит кольчуга и даже куртка вываренной кожи. Мечом кольчугу легче проколоть, а вот этому молодцу, — Томас любовно тронул лезвие топора, — какая угодно броня на один зуб.

— Почему же тогда столько народу пользуется мечами?

— В битве большая часть не пользуется. Палица, моргенштерн, клевец, цеп, на худой конец. В сражении, где сходятся доспешные, меч — оружие вспомогательное, а бал правит всё, что справляется с бронёй, — Томас постучал пальцем по крюку, — Этим сдёргиваешь врага с седла или валишь с ног, затем добиваешь топором. Нравится оружие — забирай, только тряпья намотай под топором.

— Тряпьё зачем?

— Кровь впитывать, а то рукоять будет скользить в ладонях. И Сэма попроси накрутить тетивы в местах хвата. Кузнеца городского знаешь?

— Того, которого называют Кривым Жаком?

— Он тебе наточит вульж до бритвенной остроты. Сейчас иди во двор и освойся, поруби колышки. У тебя два дня на то, чтобы наловчиться.

Во дворе бойцы упражнялись с оружием под присмотром сэра Анри Куртуа. Томас сел с ним рядом на верхнюю ступеньку лестницы донжона. Старый воин помассировал лодыжку, кривясь.

— Всё ещё болит? — участливо спросил Томас.

— Болит. В моём возрасте постоянно где-нибудь, да болит, — хмуро отозвался сэр Анри, — Десяток дашь?

— Шестерых.

— Всего? А стрел сколько?

Томас помедлил:

— Стрел у нас мало.

— Шесть лучников и ни одной стрелы. Замечательно. Может, нам распахнуть настежь ворота и не морочить себе голову? Столько стрел сэкономим.

— Хорошая мысль, — ухмыльнулся Томас, — Ладно, дам тысячу стрел.

— А почему мы не можем изготавливать стрелы здесь?

— Я сделаю лук за два дня, а с одной-единственной стрелой буду возиться неделю, — посерьёзнел Томас.

— Но ты же можешь попросить стрел у принца Уэльского?

— Могу и попрошу. Ему их везут тысячами тысяч. Возами целыми.

— И что, над каждой мастер корпит неделю?

— Производством стрел занимается много людей. Одни режут древки, другие куют наконечники, третьи собирают перья, четвёртые клеят перья к древкам, пятые пропиливают паз под тетиву, а мы выстреливаем готовый продукт.

— Тысяча стрел и десять парней, — сэр Анри лукаво прищурился.

— Семь.

— Восемь, иначе с латниками выйдет тринадцать, несчастливое число.

— С тобой четырнадцать, а скоро будет семнадцать.

— Откуда возьмутся ещё трое?

— В обмен на того балбеса, что сидит у нас в подвале, его папаша освободит Гальдрика и двух наших латников. Прибудут со дня на день. Так что с тобой будет восемнадцать. С такой бандой я бы мог защищать Кастильон д’Арбезон до Судного Дня!

Они вкратце обсудили вопросы обороны замка. Томас намеревался взять с собой на север как можно больше бойцов, но совсем оголять оборону было тоже нежелательно. В замке накопилось немало золота и серебра, приготовленного к вывозу в Англию. Треть добычи принадлежала сеньору Хуктона, герцогу Нортхэмптону, а на остальные две Томас мечтал обзавестись поместьем.

— …В Дорсете, — вырвалось у него, — дОма.

— Я думал, это твой дом? — обвёл рукой замок сэр Анри.

— Предпочитаю жить там, где на ночь не надо выставлять часовых.

— Звучит чертовски заманчиво.

— Так в чём дело? Поехали с нами в Дорсет.

— И каждый день слушать вашу английскую тарабарщину? — хмыкнул Куртуа.

Он прожил почти пять десятков лет и три с лишним десятка из них он посвятил военной службе. У старого графа Бера сэр Анри командовал латниками, но старый граф отдал Богу душу, а его наследник посчитал ветерана слишком старым и слишком осторожным. В знак презрения новый сеньор пообещал назначить Куртуа на пост коменданта замка Кастильон д’Арбезон после того, как тот будет отбит у эллекинов (назначение оскорбительное, так как Анри Куртуа с должности коменданта Кастильона начинал службу графам Бера). Осада окончилась пшиком, граф удрал, бросив Куртуа, а Томас, которому пришлись по душе здравомыслие и немалый опыт пленного, предложил сэру Анри сменить нанимателя, сделав таки его комендантом (как сулился граф), и ни разу о том не пожалел. Сэр Анри отличался честностью, благоразумием и обладал житейской смёткой. Графу же Бера, пренебрегшему его услугами, оставалось лишь кусать с досады локти.