1356 - [70]

— Сэр Бартоломью! — окликнул он де Бургерша, руководившего отступлением.

— Сир?

— Тот сукин сын, что ввёл вас в заблуждение, где он?

— В лагере, сир.

— Повесьте его. Медленно.

Болт поднял фонтанчик жидкой грязи перед мордой Фудра. Ещё два пронзили воздух совсем рядом. Принц не обратил на них внимания.

— Я не доставлю им удовольствия полюбоваться на мою спину, — сказал он капталю.

— Думаю, их вполне устроит зрелище вашей гибели. Лучше бежать, чем умереть, сир.

— Не всегда. Репутацию, друг мой, надо беречь.

— Бесславная смерть до срока репутацию не улучшает.

— Мой срок не пришёл. Мне предсказывали будущее как-то в Аржантене.

— Кто?

— Грязная старушенция. Народ верил, что она провидит грядущее. А воняло от неё, как от выгребной ямы.

— И что же она вам напророчила?

— Напророчила величие и славу.

— Она знала, что вы — принц Уэльский?

— О, да.

— Ха, кто же принцу станет пророчить случайную гибель в грязи под дождём? Лучше предсказать ему кучу хороших вещей и получить от него за это кучу деньжат. Вы ведь не поскупились, сир?

— Нет, конечно.

— Вот! А, вероятнее всего, старуху надоумил кто-то из вашей свиты. Успех у женщин пророчила?

— Да.

— Его смело можно пророчить любому принцу. Будь принц даже на жабу похож, от одного титула у девчонок ноги слабеют и раздвигаются сами.

— Я, слава Богу, на жабу не похож.

Принц обтёр лицо рукой. Дождь смывал с капюшона плаща краску, и размазанные по щекам алые струйки походили на кровавые разводы.

— Поедемте, сир, — настаивал на своём гасконец.

— Ещё минуту, — попросил принц.

Он намеревался покинуть место несостоявшегося штурма последним.

Арбалетчик в мансарде дома бондаря, стоявшего у южных ворот, заметил двух конников в ярких плащах. Стрелок закрутил рукоять трещотки, натягивая тетиву до щелчка, вложил болт, выбрав поострее и поровнее. Прижав приклад к плечу, арбалетчик водрузил оружие на подоконник. Прикинув, что ветер дует слева, дал поправку, затаил дыхание и прицелился в красного всадника. Оба конника не двигались с места, пропуская мимо пеших солдат, ряды которых прореживали товарищи арбалетчика из соседних зданий. Стрелок мягко нажал спуск. Арбалет толкнул хозяина в плечо, послав в дождь оперённую кожей сталь.

— Может, хоть к вечеру тучи истощат свои запасы влаги, — безнадёжно произнёс принц.

Арбалетный болт разорвал принцу штанину с внутренней стороны бедра, не задев кожу, пробил дерево седла и на излёте ткнулся Фудру в ребро. Жеребец взвился на дыбы и заржал. Успокоив коня, Эдуард пощупал разорванные штаны и хмыкнул:

— Бог мой, чуть выше и меня в любой хор кастратов приняли бы с распростёртыми объятиями.

— Как хотите, сир, а я вас забираю отсюда, — с этими словами де Гральи решительно ухватил Фудра за уздечку и дал шпоры своему жеребцу. Принц не противился, машинально потирая бедро.

— Завтра! — по пути подбадривал он уныло бредущих солдат, — Завтра отплатим! Завтра Тур будет наш!

Однако следующее утро не принесло улучшения погоды. Ветер не стих, небеса обрушивали на землю потоки воды, сверкали молнии, гремел гром. Господь, казалось, твёрдо вознамерился уберечь Тур от англичан, а без турского моста оставаться здесь не имело смысла.

Со дня на день к городу могла подойти армия короля Иоанна II, и войско Эдуарда оказалось бы в ловушке.

И принц дал приказ отступать.

Оружие хранилось в подземельях донжона замка Кастильон д’Арбезон. Повалов было пять, в один запихнули юного Питу дожидаться, когда его папаша соберёт деньги и пришлёт с пленными эллекинами. Ещё два пустовали.

— Тут мы держим пьяниц, — объяснил Хуктон Кину.

— Святые угодники! Должно быть, в них всегда яблоку негде упасть!

— Редко, — скупо обронил Томас.

Он привёл ирландца в самый большой подвал, превращённый в арсенал. Абеляр с Элоизой забегали вперёд, вынюхивая что-то в углах, возвращались к хозяину.

— Парни знают, — продолжал Томас, — Они могут пить, сколько влезет, но не тогда, когда дело требует от них выкладывается по полной.

Он повесил фонарь на вбитый в стену крюк. Слабый огонёк свечи давал немного света.

— Понимаешь, здесь ты жив, пока умеешь прыгать выше головы.

Кин ухмыльнулся:

— Выше головы? Трезвым?

Томас шутки не принял:

— Выше головы — только трезвым. Тебе придётся сражаться с людьми, которые воюют не первый год, быть быстрее их, сильнее, хитрее. Пьяный не удержит меч, промажет стрелой и не выложится на всю катушку. И умрёт. А мы — маленький отряд, и вокруг нас — враги, так что мы должны уметь прыгать выше головы. Трезвыми.

— Бывает, что человек просто не в состоянии выкладываться?

— Бывает. Тогда я его выгоняю. Благо, найти замену просто. Мы неплохо зарабатываем.

Кин ухмыльнулся:

— Коредоры, только со своим замком, да?

Вежливо улыбаясь, Томас думал о том, что ирландец недалёк от истины. «Коредорами» в этих местах звали согнанных с земель крестьян, промышляющих от безысходности грабежом на большой дороге и порой осмеливавшихся даже нападать на маленькие селения. Бесконечные войны наплодили множество банд «коредоров», и, хотя крупные тракты Франции охранялись богатыми сеньорами, вроде Арманьяка, на дорогах помельче безраздельно властвовали коредоры. Их ненавидели и боялись. Так же, как ненавидели и боялись эллекинов. Разница между ними имелась — тонкая, почти неразличимая. Эллекины служили Томасу, а Томас был вассалом Уильяма де Боуна, герцога Нортхэмптона, находящегося где-то на англо-шотландской границе. Разница состояла в том, что, не в пример коредорам — вольным птицам, Томаса с его эллекинами прислал в Гасконь герцог приглядеть за формально принадлежащими ему землями. Так что совесть Хуктона, как будто, была чиста. Или всё же золото и серебро в церквях Кастильон д’Арбезона говорили об обратном?