12 ступенек на эшафот - [93]

С учетом понесенных нами потерь и необходимости держать оборону план операции, выдвинутый непосредственно Адольфом Гитлером,[79] не предполагал развития генерального наступления на всю ширину стратегического развертывания Восточного фронта. Речь шла о прорыве танковыми клиньями на всю глубину оборонительных порядков русских на северном фланге группы армии «Юг» фельдмаршала фон Бока.[80] После прорыва танкового клина вермахта к Воронежу на реке Дон, последующей перегруппировки и значительного усиления северного фланга ударной группировке предстояло нанести сокрушительный удар вдоль Донского фронта противника с выходом к Волге в районе Сталинграда и одновременным захождением южным крылом фронта в направлении кавказских предгорий с целью оседлать перевалы через Кавказский хребет и захватить районы нефтепромыслов.

Одновременно с прорывом к Сталинграду предстояло начать наступательную операцию в Крыму — с Керченского полуострова — с последующим захватом нефтеносных кавказских регионов. С марта 1942 г. ОКХ приступило к разработке оперативных планов.

Суть оперативно—стратегического замысла фюрера заключалась в следующем: на подготовительном этапе операции следовало ввести русских в заблуждение, связать их резервы и перерезать коммуникации, обозначив Москву главной целью летней кампании. Затем, примерно на полпути между русской столицей и излучиной Северского Донца, совершить стремительное захождение на юг, вверх по течению Дона. В случае успешной реализации планов наступательной операции нам бы удалось не только захватить Донбасс и кавказские нефтепромыслы, но и перерезать Волгу, главную транспортную артерию, по которой, собственно, и осуществлялось снабжение бакинской нефтью русских армий, дислоцировавшихся в центральных регионах СССР. Союзные нам Румыния, Венгрия и Италия должны были выставить около 30 дивизий для прикрытия северного фланга фронта немецкого наступления и в случае необходимости удерживать оборону на рубеже реки Дон.

Вопрос участия Румынии в весенне—летней кампании 1942 г. я обсуждал с Антонеску еще в октябре 1941 г. на параде в Бухаресте по случаю взятия Одессы — давней мечты нескольких поколений румынских политиков и военных. Тогда мне не составило особых трудов добиться принципиального согласия румынской стороны, пребывавшей в состоянии эйфории в связи с возвратом Бессарабии и захватом черноморского города—порта. Само собой разумеется, что Антонеску не преминул свести переговоры к обычному торгу и начал выклянчивать оружие и амуницию.

Антонеску крайне болезненно переживал решение Венского арбитража 1940 г. об отторжении Северной Трансильвании в пользу Венгрии и требовал, чтобы и Хорти выставил не меньший контингент войск, чем Румыния. В случае несоблюдения паритета и ослабления румынской армии венгры получат прекрасную возможность для реализации своих агрессивных намерений — о чем недвусмысленно свидетельствует передислокация крупных войсковых соединений венгерской армии к румынской государственной границе. Он будет вынужден принять ответные меры, что существенно затруднит и ограничит участие Румынии в кампании на Восточном фронте. Однажды я уже выступал в роли «миротворца», правда, в переговорах с венгерским союзником! Примерно в тех же выражениях я попытался отговорить от опрометчивого шага и Антонеску. К счастью, бессмысленного вооруженного конфликта между Румынией и Венгрией удалось избежать…

Антонеску подтвердил отправку на Восточный фронт примерно 15 дивизий, если Германия возьмет на себя обязательства по переоснащению и перевооружению румынского контингента. Оснастить румын современным немецким оружием в полном объеме не удалось, однако, учитывая, что на вооружении румынской армии стояли преимущественно французские образцы, мы решили эту серьезную проблему за счет трофейного оружия.

Собственно, мой визит состоялся только потому, что Гитлер по каким—то причинам отклонил официальное приглашение румынского правительства, а Геринг категорически отказался от поездки… из—за недавнего конфликта с Антонеску по поводу недопоставок румынской нефти для нужд люфтваффе… Так я оказался в Бухаресте и принял участие в параде победы как официальный представитель вермахта. Мне отвели покои во дворце юного короля Михая I. Антонеску как глава государства представил меня Их Высочествам королю и королеве—матери, супруге Кароля II, который после изгнания на долгие годы утешился в объятиях мадемуазель Елены Лупеску. Король, недавно достигший совершеннолетия, неловкий, но в высшей степени симпатичный молодой человек, и королева—мать, рафинированная аристократка со следами былой красоты, произвели на меня благоприятное впечатление. После церемонии вручения высшего румынского ордена мы с Антонеску выехали принимать парад.

Он все допытывался у меня, как я нахожу его гвардейцев, которых по немецким понятиям иначе как мизерабельными и назвать—то было нельзя. Однако я нашел способ, как уклониться от ответа, не обидев маршала, и сказал, дескать, войска только что вернулись с передовой после трудного марша, поэтому не в выправке дело, а в том, с каким обожанием фронтовики «едят глазами начальство», мол, именно это и произвело на меня самое благоприятное впечатление…