100 слов психоанализа - [32]

депрессией обосноваться в жизни и навязать ей экзистенциальное небытие.

Сновидение (работа сновидения)

«Сновидение показывает нам человека в условиях, когда он не спит» (Фрейд). Он не «спит», он видит («Сновидение есть увиденное». – Гюго); он никогда не проживает увиденное во сне по своей воле, часто вопреки ей («Зачем говорить: я видел сон, когда правильнее сказать: мне это приснилось». – Валери). Галлюцинаторная сила сновидения лучше, чем фантазм^*, иллюстрирует то, что желает сказать психическая^* реальность. Когда сновидение явно эротическое, что не часто случается, оно способно своим простым действием, своими представлениями вызвать оргазм. Когда Сара просыпается, она констатирует, что сон, в котором она видела, что рожает, несмотря на то, что сама даже не была беременной, вызвал у нее прилив молока к груди, дошедший до реальной лактации. Не меньше впечатляет внезапно вскакивающий сквозь сон человек, просыпающийся в холодном поту, чтобы спастись от ножа убийцы: «Разве самый мудрый из людей хочет познать безумие, размышляя во время сновидений о потоке своих мыслей?» (Вольтер).

Когда сновидения пересказывают, многое теряется, упускается. Однако при этом, благодаря интерпретации^*, сновидение не становится менее привилегированным путем доступа к бессознательному. Работа сновидения искажает и трансформирует материал, который может иметь двойной источник: инфантильный (смешение желаний^* и тревог^*) и включающий дневные остатки, нередко микротравму – дверь, в которую постучали или которая никак не открывается, сновидение превращает в ночное скитание по глухому лесу; сознание пренебрегло этим событием, но при этом сохранило в памяти.

Повторяющийся, тревожный, травматический характер некоторых сновидений превращает работу сновидения в сизифов труд. Желание уже не то, что эти «повторяющиеся сновидения» (Фрейд), а скорее то, на что они нацелены, что пытаются (часто безуспешно) привнести. Это подобно последней попытке инфантильной^* сексуальности, ее пластичности^* присвоить и превратить в удовольствие-желание никогда не заживающие, так никогда не осознанные раны.

Соблазнение

«Любовь матери к своему младенцу, которого она кормит грудью и о котором заботится, намного глубже ее последующей привязанности к ребенку-подростку. Природа этой любви такова, что она полностью удовлетворяет любовные потребности, воплощая не только все психические желания, но и все телесные потребности» (Фрейд). Ребенок протягивает губы в поисках молока и получает сосок груди, наполненной не только едой, но и наслаждением. Ребенок является «эротической игрушкой», и для такого утверждения вовсе не следует говорить о материнской перверсности^*. А как бы иначе она смогла бы заниматься ребенком, ухаживать и заботиться о нем, если бы не вкладывала в уход за ним часть своей собственной бессознательной сексуальности? Отец ничуть не ошибается, когда предполагает, что ребенок, который только что родился, станет его соперником. Тотальное соблазнение связано с асимметрией ребенка и взрослого (Лапланш), ведущей к неизбежной пассивности первого, к смешению и путанице между любовью и уходом. Ребенок ожидает получить нежность^*, но может получить страсть. Для перверсии^* требуется всего лишь еще один шаг, как в случаях, когда мать продлевает кормление грудью из-за оргазма, который она при этом испытывает.

Обычное материнское соблазнение, которое «научит ребенка любить и снабжает его необходимой сексуальной энергией» (Фрейд), окружено двумя патологиями: одна состоит в чрезмерности, другая – в нехватке или отсутствии. Сексуальное насилие над ребенком со стороны взрослого зачастую не оставляет последнему другого выбора, кроме идентификации с агрессором, обрекает на навязчивое повторение – педофил является скорее разрушенным ребенком, чем соблазненным. Но бывает и так, что соблазнение, его фантазм^*, отсутствует на психической сцене. Ребенок смотрит на материнское лицо^* и не видит ничего. Удовольствие, которое обычно испытывает ребенок, глядящий на свою мать, отсутствует, поскольку взгляд матери не выражает ответного удовольствия, не возвращает ребенку отправленное своей маме чувство наслаждения, тем самым лишая его этого наслаждения. Грудь, которую сосет ребенок, является в таких случаях ледяной грудью, цедящей черное молоко меланхолии^*.

Сопротивление

Нередко приходится сталкиваться с очень простой формулировкой сопротивления психоанализу. Так, Самия рассказывает, что она запомнила из фундаментального^* правила (говорить обо всем, что происходит…): «Это то, что вас не касается и что слишком нелепо». Редко встречается что-то столь ясное и понятное. Маски сопротивления принимают все формы, привычные и даже обратные им, когда, например, пациент говорит: «Ничего не приходит в голову…» или «Мне столько всего приходит в голову, что невозможно все пересказать». Одному пациенту не удается ничего запомнить из своих сновидений, другой пациент, рассказывая их взахлеб, затапливает ими анализ. Один замыкается в молчании, другой говорит неустанно, чтобы таким способом избежать формирования мрачных мыслей. Один любит своего аналитика и старается говорить то, что доставило бы ему удовольствие, другой настроен к нему враждебно и преследует лишь цель доказать некомпетентность того, кто его слушает. Один пациент воспринимает любую интерпретацию как слова Евангелия, другой с трудом скрывает свое пренебрежение: «Очень интересно…»