100 слов психоанализа - [30]

, к которым добавляются акценты идеальности, и нередко можно увидеть, что подчинение выходит из внутренней сцены на социальное пространство, доходя до «добровольного прислуживания» тому, кто занял место его Я-идеала.

Сепарация

Мать играет со своим ребенком, накрывая лицо шарфом или просто закрывая его ладонями. Счастливчики, с которыми играли в эту игру, могут вспомнить, что следовало за этим, какое приятное возбуждение, радость и взрывы смеха предшествовали моменту, когда они вновь находят друг друга: «Ку-ку, вот и я!». И всё в том же духе… Вновь и вновь. Терять и находить. Исчезать и появляться. Безусловно, никто не сможет отнестись играючи к сепарации, если до того, как она произойдет, сепарация не была уже эротически наполнена совместной игрой с матерью. Встреча после долгого отсутствия, разлуки, сможет вновь воскресить любовь, прощальные слова на перронах вокзалов не будут сопровождаться такой нестерпимой болью, если первый из всех объектов^* соглашается на сепарацию, принимает ее, мирится с собственной потерей и превращает в игру сложившиеся обстоятельства, то, что в противном случае превратилось бы в отчаяние^*, при появлении которого уже невозможно отличить отсутствие от полного исчезновения. Психическая сепарация – это состояние, придающее ребенку «способность пребывать в одиночестве» в присутствии матери (Винникотт), это последний акт рождения – само слово «сепарация», проистекает из parere, «родиться». Патология сепарации (депрессия^*, аддикция^*, анорексия^*) помогает нам понять, что в тревоге сепарации на самом деле беспокоит не сепарация как таковая, а боязнь не справиться с ней.

Символизация

См. Кастрация, Отец

Симптом

После нескольких месяцев анализа Люси констатировала исчезновение своего (истерического) запора, не упомянутого раннее ни разу, как если бы известное правило^*: «Говорите всё, что вам приходит в голову…», – приобрело значение интерпретации^* без ведома главных действующих лиц аналитической сцены.

Стирание симптома, его превращение остается одним из самых прочных ориентиров психического изменения. Но нередко случается и обратное: первые шаги в анализе «приводят к плохому самочувствию», а тело^* по-своему отвечает на проявления бессознательного. Для Сесиль это приняло форму экземы, исчезнувшей в детстве, затем вернувшейся, локализованной на безымянном пальце, по ее словам, «на пальце для кольца». У Лео, которого мучили примитивные тревоги^*, психоаналитический процесс начался на фоне респираторных нарушений. После того, как тревога^* проложила себе соматический путь, этот путь остается открытым, в том числе и для нового психического^* конфликта.

Симптом работает, подобно сновидению^*, и является компромиссом: с одной стороны, он прокладывает путь фантазму, выражает его, пусть и делает это всегда смещенным, деформированным образом; с другой стороны, борется против его полной манифестации, защищается от нее. Этимологически симптом означает «совпадение знаков», он позволяет страданию и удовлетворению соединиться в одной точке.

Психоанализ появился, в первую очередь, из отказа от фронтальной, буквальной интерпретации симптомов, из отказа от надежды достичь разрешения симптомов, одного за другим, что привело бы лишь к их усилению или к поиску более надежного убежища; среди современных пациентов, проходящих психоанализ, немало тех, которых когнитивная и поведенческая терапия уже «излечила^*». У аналитиков отсутствует малейшее игнорирование или пренебрежение по отношению к симптому или к страданию; наоборот, присутствует уверенность, что симптом обладает силой загадки, что он наполнен смыслом, который предстоит расшифровать, а не является простой ошибкой, которую следует исправить, и что иногда требуется длительный анализ для полного исчезновения симптома.

Случается все же, например при депрессивном упадке, при витальном риске при анорексии^*, что тяжесть симптома не оставляет места другому выбору, кроме техники прямых интервенций.

Скорбь (работа)

«Работа скорби»… Как всегда, если что-то выражено ярко, такая экспрессия достигается за счет некоторой потери смысла. В психоанализе работают в первую очередь с тем, что очевидно, что лежит на поверхности: скорбь – это боль, уход в себя, нежелание и неспособность идти на контакт с окружающими, в целом это дезинвестиция внешнего мира… Но понятие работы скорби прибавляет к горю тяжелую часть, которую труднее всего принять, насильственную часть, заключающуюся в работе по отвязыванию, отделению от умершего. Она состоит в том, чтобы отстроиться, отстраниться от смерти, чуть ли не «убить умершего во второй раз», развязывая и распутывая поочередно узлы, привязывающие к объекту. Всплывающие настойчивые воспоминания, частые сновидения^*, в которых мертвые воскресают, – все это происходит, чтобы в конце концов, по завершении работы горя, легче было бы их забыть. И продолжается это до тех пор, пока освободившееся либидо сможет уже быть перенаправлено на новые объекты, предоставляя возможность полюбить снова. Втайне враждебная часть амбивалентности^* протягивает руку помощи. Вспоминая о замечательно проведенном дне, Пьера внезапно охватывает чувство вины: его отец умер всего лишь месяц назад, а он уже себе позволяет…