100% память. 25 полезных методов запоминания за 10 тренировок - [8]
Попробуем подключить пять органов чувств вместе. Пусть будет слово «самолет».
Скажите себе: «Я вижу… самолет». Мысленно рассмотрите его. Какой он? Большой или маленький? Иностранный или «наш»? Может быть, даже пилота в кабине увидите?
Дальше очередь слухового анализатора. Прошепчите: «Я слышу…» Звук турбин? Или приветствующий голос стюардессы? Сигнал «пристегнуть ремни»? Ваш вариант: ____________________________________
Теперь проговорите: «Я трогаю руками…» Хвост самолета? Холодное стекло иллюминатора? Плед или обивку кресел? К чему прикасаются ваши пальцы?
«Я чувствую вкус…» Алюминиевых крыльев? Пластмассовых подлокотников? Резиновых шасси? Вкус самолетной еды или предвзлетных леденцов?
«Я чувствую запах…» Большого количества народа? Парфюм прекрасной соседки? Быть может, запах свободы и полета?
Да, никто не говорил, что будет легко. Привычку не просто выгнать с обжитого места. Попробуйте задействовать весь свой жизненный опыт, не забудьте позвать на помощь фантазию. Конечно, я не призываю вас всерьез жевать крылья самолета. Однако пофантазируйте на тему запахов, вкуса различных вещей. Ведь при слове «стол» на языке сам собой возникает горьковатый привкус древесины, а при слове «шторы» будет уже другой вкус, не правда ли? Оставляю вас наедине с заданием.
Подсказка: сначала настройтесь. Дайте себе правильную установку: «Я смогу подключить 5 органов чувств и почувствовать всю палитру красок каждого слова»…
Инструкция: подключите все органы чувств и почувствуйте каждое слово в таблице. Если получилось – ставьте лайк.
Вывод: это упражнение отлично развивает память и воображение. Метод соощущений помогает сделать память острой, надежной.
Теперь, когда вы набили руку на отдельных словах, используйте всю мощь органов чувств, пока читаете текст. Пусть красочный, полный ощущений фильм показывают в кинотеатре вашего воображения. Настройтесь: это не просто текст, а целый фильм со спец-эффектами.
«И там, ряд за рядом, будут стоять бутылки с вином из одуванчиков – оно будет мягко мерцать, точно раскрывающиеся на заре цветы, а сквозь тонкий слой пыли будет проблескивать солнце нынешнего июня. Взгляни сквозь это вино на холодный зимний день – и снег растает, из-под него покажется трава, на деревьях оживут птицы, листва и цветы, словно мириады бабочек, затрепещут на ветру. И даже холодное серое небо станет голубым.
Возьми лето в руку, налей лето в бокал – в самый крохотный, конечно, из какого только и сделаешь единственный терпкий глоток; поднеси его к губам – и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето…
– Теперь – дождевой воды!
Конечно, здесь годится только чистейшая вода дальних озер, сладостные росы бархатных лугов, что возносятся на заре к распахнувшимся навстречу небесам; там, в прохладных высях, они собирались чисто омытыми гроздьями, ветер мчал их за сотни миль, заряжая по пути электрическими зарядами. Эта вода вобрала в каждую свою каплю еще больше небес, когда падала дождем на землю. Она впитала в себя восточный ветер, и западный, и северный, и южный и обратилась в дождь, а дождь в этот час священнодействия уже становится терпким вином.
Дуглас схватил ковш, выбежал во двор и глубоко погрузил его в бочонок с дождевой водой.
– Вот она!
Вода была точно шелк, прозрачный, голубоватый шелк. Если ее выпить, она коснется губ, горла, сердца мягко, как ласка. Но ковш и полное ведро надо отнести в погреб, чтобы вода пропитала там весь урожай одуванчиков струями речек и горных ручьев.
Даже бабушка в какой-нибудь февральский день, когда беснуется за окном вьюга и слепит весь мир и у людей захватывает дыханье, – даже бабушка тихонько спустится в погреб.
Наверху в большом доме будет кашель, чиханье, хриплые голоса и стоны, простуженным детям очень больно будет глотать, а носы у них покраснеют, точно вишни, вынутые из наливки, – всюду в доме притаится коварный микроб.
И тогда из погреба возникнет, точно богиня лета, бабушка, пряча что-то под вязаной шалью; она принесет это что-то в комнату каждого болящего и разольет – душистое, прозрачное – в прозрачные стаканы, и стаканы эти осушат одним глотком. Лекарство иных времен, бальзам из солнечных лучей и праздного августовского полудня, едва слышный стук колес тележки с мороженым, что катится по мощеным улицам, шорох серебристого фейерверка, что рассыпается высоко в небе, и шелест срезанной травы, фонтаном бьющей из-под косилки, что движется по лугам, по муравьиному царству, – все это, все – в одном стакане!
Да, даже бабушка, когда спустится в зимний погреб за июнем, наверно, будет стоять там тихонько, совсем одна, в тайном единении со своим сокровенным, со своей душой, как и дедушка, и папа, и дядя Берт, и другие тоже, словно беседуя с тенью давно ушедших дней, с пикниками, с теплым дождем, с запахом пшеничных полей, и жареных кукурузных зерен, и свежескошенного сена. Даже бабушка будет повторять снова и снова те же чудесные, золотящиеся слова, что звучат сейчас, когда цветы кладут под пресс – как будут их повторять каждую зиму, все белые зимы во все времена. Снова и снова они будут слетать с губ, как улыбка, как нежданный солнечный зайчик во тьме.
