100 лет без любви - [45]

Глава 17

Обратная дорога казалась длиннее. То ли оттого, что идти приходилось в горку, то ли я сознательно замедляла шаг, словно оттягивала момент возвращения.

Любаша все еще спала, и я уже начала волноваться, все ли в порядке, не наслала ли знахарка на нее порчу какую. Хотя, вряд ли. Достаточно вспомнить, как она с ней возилась, да и свекровь говорила, что не обидит та малое дитя.

В правой рукавице прятались два свертка — тот, что побольше, для Любаши от боли в животике, поменьше — мое избавление от нежеланного плода. Про самый маленький сверток, что сжимала в левой руке, я боялась даже думать. Он тоже принесет избавление — от нежеланного мужа. Пусть это и грех, но не первый в моей жизни, не привыкать, да и не видать мне все равно рая.

Ее присутствие я сразу почувствовала. Вернулась стерва! Притаилась, думает, я не узнаю. А как тут скрыться ей, если внутри все зудит, аж выкручивает. Так бы и бросилась оземь, если бы не ноша драгоценная. У-у-у, колдунья проклятущая — специально все так сделала, чтобы знала я, что не одна, что наблюдают за мной. Только, не выйдет у вас ничего. Я сильная!

— Поняла, дрянь?!

Любаша заплакала — видно сжала я ее сильно в безотчетном порыве. Благо до дома оставались считанные шаги. Рук уже не чувствовала, укачать малышку не смогла бы.

Передала сверток свекрови, не сказав ни слова. Она что-то спрашивала, но я не слышала. Не могу ни с кем разговаривать, не хочу никого видеть.

— Уйди! — велела Григорию, зайдя в комнату. Он там чинил колыбель Любаши — скрипела она что-то сильно в последнее время.

— Чего это еще?..

— Выйди вон! — прикрикнула я тогда, сама не понимая, что со мной происходит. Знала только — хочу остаться одна.

— Совсем сдурела, баба?

Григорий хорохорился, но во взгляде его я подметила страх. Он уже встал с корточек и бочком пробирался к двери, побросав инструменты рядом с колыбелью. Видно, смогла я его напугать. От этой мысли захотелось рассмеяться — дико, в голос, так чтоб волосенки на его сивой голове зашевелились от ужаса. Но мне не позволили. И волосы на голове зашевелились у меня, когда открыла рот, растянула губы в зловещий, как я думала, оскал, а выдавить ни звука не получилось. Так и стояла, как рыба, открывая и закрывая рот, пока шаги Григория не стихли за дверью.

— Ах, ты дрянь! Змеюка подколодная! — прошипела я, когда вернулся дар речи. — Думаешь, сможешь одолеть меня?

Прислушалась к себе. Тишина. Даже зуд прекратился, словно сгинула она. Но в следующий момент я повалилась на кровать и принялась извиваться всем телом, пока она не насмеялась. Загляни сейчас кто в комнату, решил бы, что двинулась я умом после визита к знахарке. А далек ли он был бы от истины? Что это, как не помешательство, когда внутри тебя находится еще кто-то?

— Хватит, перестань! — взмолилась я, когда сил терпеть уже не осталось, когда показалось, что еще чуть-чуть и сойду с ума.

Дважды просить не пришлось — она притихла, снова притаилась.

Я сидела на кровати, боясь пошевелиться. Злость клокотала внутри, хотелось рвать волосы на себе. Но что это даст? Нужно-то мне совсем другое — сделать так, чтобы она не могла мне мешать.

— Вера, что с тобой? Почему не раздеваешься? — заглянула свекровь с распеленутой Любашей на руках.

Я представила, как, должно быть, выгляжу. В шубе, валенках, с выбивающимися из-под платка космами…

— Ты чего какая? — продолжала допрос свекровь, войдя в комнату и прикрыв за собой дверь. — Зачем в одежде на кровать взгромоздилась?

Пошла вон! — хотелось заорать. Но не давала, та. Я чувствовала, как она напряглась внутри меня, по позвоночнику побежала уже знакомая рябь.

Я встала с кровати. Должно быть, выглядела совсем дико, раз свекровь попятилась к двери, крепче прижимая к себе Любашу.

— Пускай у нас поспит, раз Гришенька еще не починил люльку, — пробормотала она и выскочила за дверь.

— Довольна?! — заорала я и даже затопала ногами. — Думаешь, победила, да? Черта с два тебе!

Хотелось все крушить вокруг. Бить, ломать, рвать, кричать… Злость душила. Не могла расстегнуть шубу — так тряслись руки.

— Я и тебя вытравлю, сволочь! Я вас всех повытравливаю, гады! Гады! — снова проорала я.

Не успела я сообразить, как дверь распахнулась и в комнату вбежал свекор, а за ним бледный Григорий.

— С ума сошла, девка?! Хочешь ославить нас на всю округу?

Не помню, когда в последний раз свекор со мной разговаривал. Вскоре после свадьбы, наверное. После этого все больше отмалчивался. Если и высказывал недовольство, то только через свекровь или сына. Поэтому, только сейчас меня осенило, насколько сильна его ненависть. Всю ее он вложил в две короткие фразы. Глаза его превратились в две злые щелочки, рот ощерился, словно пасть зверя. Даже зубы напоминали острые клыки.

— Уйми эту дуру! — велел он сыну, вытолкнув его на середину комнаты. — Иначе, я вас обоих порешу!

Господи, что я творю! Какой позор! Я отвернулась от мужа, пытаясь дрожащими пальцами справиться с завязками на шубе.

— Давай помогу, — почувствовала руки Григория у себя на плечах.

Слезы застилали глаза. Я ничего не видела и еще меньше понимала.

Он развернул меня к себе и, казалось, копошился вечность, снимая с меня шубу. Дрожь прошибала с головы до пят. И хуже всего было то, что я чувствовала, как трясет ту тоже. Голова кружилась, ноги подкашивались. Я чуть не упала, когда колени в очередной раз подогнулись. Григорий подхватил меня и уложил на кровать, продолжая раздевать.