100 и 1 день войны - [13]

— Будет сделано!

— Ступай, — сказал майор Вадиму. — Переодевайся. Встретимся на площадке. Я тут похимичу пару минут.

— Есть ступать, Геннадий Владимирович.

— Кроссовки забери, — начштаба указал на сиротливо стоящую пару обуви на полу. — Хорошие все–таки. Пригодятся.

Схватив обувь, Вадим вышел из кабинета и сразу побежал по коридорам в ЗОП (зал оснащения пилотов), где за пять минут был одет в лётный комбинезон с помощью офицера НОП (наземный обслуживающий персонал).

6:01 утра

«Акулу» уже вытянули тягачом из ангара. Кроме неё на площадке больше не было никаких бортов. Правило, выкатывать на поле ЛА только непосредственно перед вылетом выполнялось неукоснительно. Такое простое действие позволяло выигрывать немного времени у грузинских наблюдателей, которые наверняка вели наблюдение за базой. Отряд базировался на гражданском аэродроме, в окружении небольших высоток, на которых гнездились уютные черноморские населённые пункты, почти сплошь утопающие в зелени фруктовых садов. Листва ещё сохраняла свою сочность, но к винному фруктовому аромату уже примешивался дух осенней прелости. И можно было не сомневаться, что с какого–нибудь чердака, из сумрачной его глубины сейчас базу сверлил чей–то внимательный взгляд через бинокль или телескоп.

Контрразведкой на базе также были организованы наблюдательные пункты, высматривающие блики на оптике вражеских разведчиков и особенности поведения местных жителей, чьи жилища ближе всего примыкали к базе и гарнизонам возле базы. Это были свои обязательные особенности войны — без разницы какой: объявленной или нет.

Вадим шёл к своей машине. Позади шёл старший лейтенант, покоривший пилота в первый же день в отряде своей звучной, особенной фамилией — Легендарный. Легендарный нёс в руке «колокол» пилота, шлем с НСЦУ. Лейтенант был авиатехником, обслуживающим на базе «акулы». Правда, только один вертолёт вместо положенных двух. Первый был потерян летом. Работая на границе, Вадим видел место, где упал вертолёт, сбитый «стингером». Обгорелые, ломанные деревья, гаревое пятно пока были характерным ориентиром. Место крушения было в двух километрах от границы, на территории Грузии. Обстоятельства, при которых пилот нарушил строжайший приказ, повторяющийся каждому пилоту отряда ежедневно «Границу не нарушать!» перед боевыми вылетами, были невыясненными. Было лишь известно, что пилот выжил, катапультировавшись, но был ранен во время задержания грузинскими пограничниками.

Тот же лейтенант Легендарный рассказал, что в тот день «акулы», как и обычно, работали в паре. Простой облёт границы. Пограничные дозоры с земли видели многое, но не всё. Конечно, что из кабины «оборотня» многого не увидеть. Всё–таки Ка‑50 со своим остеклением кабины не чета «шмелю», Ми‑8, с его блистерами, но заявок столько, что работать приходится всем вертолётам отряда, даже не профильным. Всё–таки с воздуха видно немало.

Они уже были на возврате. Шли на «точку», когда ведущий резким виражом ушёл на сопредельную сторону. Ведомый же был далеко и не имел возможности прикрыть товарища и командира. Что случилось с первой «акулой», почему ведомый был так далеко — никто из пилотов не знал. Может быть, знали командиры, но они не распространялись на эту тему. Было странным и то обстоятельство, что пилота, погибшего вертолёта, звали по имени все, вспоминая его с заметным сожалением, беспокоясь о его судьбе, то второго именовали просто «пилотом». Он бросил своего командира, нарушив боевой порядок, строй. Это было преступлением. Будь он рядом, смог бы прикрыть, дать уйти на территорию России, или, хотя бы, как–либо разъяснить сложившуюся ситуацию с авиакатастрофой. Но он был далеко. Непростительно далеко, и видел только вираж и столкновение с землёй. Ни катапультирования, ни пленения он не видел. Судьба ведомого была определена сразу. Он был под следствием, и ожидал приговора трибунала.

Грузинская же сторона заявила, что российский вертолёт был сбит во время того, как нарушил границу. Пилот, тёзка Вадима, капитан Самойлов Вадим Алексеевич, сейчас находился в военном госпитале в Тбилиси на излечении, после чего его ожидал суд. Войны не было. Она не была официально объявленной.

Поэтому Самойлов считался преступником, который с оружием пересёк границу суверенного государства. Была бы война, можно было бы вести переговоры по обмену пленными — как вариант. Раньше, от начальника штаба Сиверцев узнал, что о судьбе капитана Самойлова, однофамильца майора, плотно хлопочет контрразведка Армии и ФСБ. В детали майор не вдавался. И это было понятным.

Многие из пилотов, кому часто приходилось работать на границе, в своём анализе этой ситуации сходились в одном мнении: пилот выполнял уклонение от ракеты, которую заметил слишком поздно. Будь рядом ведомый, они бы заметили пуск ракеты из ПЗРК раньше. В том месте границы участок таков, что с российской стороны к самой границе очень плотно подступают горы, почти вертикальные скальные обрывы, и уклонение возможно только в более свободное пространство, в сторону Грузии. Уклонившись от первой ракеты, вертолёт был сбит второй. И снова… Будь рядом ведомый, и вовремя заметь он место пуска, мог бы если не поразить оператора ПЗРК, так хотя бы сорвать пуск неприцельным, беглым огнём из пушки или НАРами. Но случилось то, что случилось. Специалисты, осмотрев «233‑й» борт, пришли к выводу, что технических объяснений тому, почему ведомый был не в строю, не было.