007. Вы живёте только... трижды - [270]

— Но… Но… — Малфой готов был взорваться от ярости. — Но ты весь матч не вылезал из кресла!

— Это метла! — Бонд повернулся к своему креслу и взмахнул палочкой. — Метла, видишь? Не умеешь проигрывать, да, Малфой?

Малфой побледнел:

— Проигрывать — кому? Команде бездарных тупиц, маглокровкам, уродам? Да в вашей команде половина — вообще Уизли!!!

— Тут ты нас уел, — вздохнул Джеймс. Фред и Джордж, насупившись, подошли поближе.

— Ты, Поттер, спас их от позора проигрыша, но ты не можешь улучшить их натуру. Разве ты не знаешь, что после визитов Уизли гоблины должны проветривать «Гриннготс»? Хорошо ещё, что Уизли туда редко приходят, денег-то у них нет.

Близнецы напряглись, Джеймсу пришлось расставить руки, удерживая их от попытки расправиться с блондином.

— А тебе понравилась наша песенка, Рон? — продолжал издеваться Драко. — «На помойке он родился, Слизерину пригодился…» Это ведь правда, ты же в самом деле родился на помойке! Ну, твоя семейка-то это своим домом называет. Мы хотели сочинить ещё пару строк, но рифм не нашли к «толстой» и «уродине», — хотели и про маму твою спеть… И к «бездарному тупице» — это про твоего отца…

Поскольку руки уже удерживали Фреда и Джорджа, Джеймсу пришлось блокировать Рона корпусом.

— Но и ты, Поттер, тоже любишь эту семейку, да? — продолжал Малфой. — Каникулы у них проводишь! Как только вонь эту выносишь, не пойму. Хотя, пожив у маглов, небось и помойке рад? А может, ты помнишь, как воняло в доме у твоей матери, и в свинарнике Уизли узнаёшь родной запах?

Джеймс и вида не подал.

— Палки и камни, Малфой, палки и камни.

— Чего? — Драко на секунду потерял нить разговора.

— Палки и камни могут сломать мои кости, но словам никогда не ранить меня, — перевёл Джеймс[195]. — Собака, которая лает, не кусает. Если тебе так легче пережить поражение, можешь продолжать оскорблять меня, только, сделай милость, уйди с дороги.

— Это… Ты этот… Маглофил! — выплюнул Драко.

— Хорошо, молодец, — кивнул Джеймс, не обращая никакого внимания на кипящего яростью Драко и поворачиваясь к нему спиной. — Теперь можешь сказать что-нибудь про мою маму.

— Она маглорожденная!!!

— Ты так говоришь, как будто это что-то плохое.

— У неё сестра — вообще магла!

— Есть такой грешок, — признал Джеймс. — Что-нибудь новое расскажешь?

— У вас в доме воняло. Как у Уизли… — стушевался блондин.

— У меня амнезия, — холодно бросил Бонд через плечо. — Не думаешь же ты, что я, после того, как потерял память, буду помнить, как именно воняло в доме у Уизли, — если вообще воняло; спокойно, Фред, Джордж, — и тем более сравнивать с ароматами моего родного дома? Мне в моём родном доме, вообще-то, год был. Люди в таком возрасте запахов не запоминают. Уж если ты решил оскорблять, то хотя бы делай это оригинально, естественно и близко к истине, — так обиднее всего.

— Я так не умею, — прогундосил Драко.

— Ну, скажем… — задумался Джеймс. — Какой же ты глупый, глупышка-Малфой! Бегаешь, носишься вокруг, норовишь укусить побольнее, но даже не знаешь, как это сделать. Какой же ты глупый! Ты глуп настолько, что твоему папе пришлось пять раз показывать тебе, как пользоваться пелёнками, когда ты был младенцем, потому что ты не соображал, как их испачкать. Ты такой глупый, что везде и всюду ходишь с Крэббом и Гойлом, потому что один из них умеет читать, другой — писать, а тебе папа велел держаться поближе к умным людям, ведь ты настолько глуп, что не сумел сообразить это сам. Ты настолько глуп, что списываешь домашки у Гойла, хотя даже Гойл знает, что Крэбб, разговаривающий с собственными руками, умнее него. Твоя глупость столь велика, что Олливандеру пришлось колдовать за тебя, чтобы продать тебе волшебную палочку. Иногда мне кажется, что твои родители, когда искали ребёнка в капусте, ошиблись и вместо ребёнка воспитали кочан. А если тебя принёс аист, Люциус сделал бы лучший выбор, если бы оставил себе аиста. Ты глуп не как пробка, ты глуп как одна миллионная пробки, причём именно твоя глупость сейчас не позволяет тебе понять, как глубоко я тебя оскорбил. Какой же ты глупый, Малфой!

Драко покрылся красными пятнами.

— Какой же ты жалкий, Малфой! — продолжал Джеймс. — Ты столь жалок, что приходится делать вид, будто бы нас обижают твои подначки, иначе мы расстроим тебя, а ты и без того слишком жалок. Когда тебя заколдовал лже-Грюм, он превратил тебя в хорька, в мелкозубого воришку, потому что даже Пожиратели Смерти знают, насколько ты жалок. Твои потуги держаться хотя бы на уровне с маглокровками и маглофилами показывают всю твою никчёмность — настолько ты жалок, Малфой! Как ты чувствуешь себя, представитель Великого и Славного Рода, которого раз за разом уделывает в классе Гермиона, хотя её родословная максимально далека от мира магии? Ты хоть понимаешь, насколько мы презираем тебя, неуча и бездаря, неспособного ни к чему, кроме как прославлять свой «великий и славный род», — не уточняя, чем же он велик и славен? Да ты хоть сам-то понимаешь, что неспособен сделать ничего достойного этих эпитетов? Ты завидовал мне, завидовал тому, что меня взяли ищейкой в квиддичную команду, и нудил своему отцу, пока тот не купил тебе аналогичное место в команде Слизерина — из