Иуда бар Симон с независимым видом постучался в дверь редакции. Собственно, это было бы равнозначно тому, как если бы мы сказали: «Постучался в дверь главного редактора», ибо саддукейская газета «Сын Израиля» не располагала пока средствами для того, чтобы занимать большую площадь. Редактор, Барух бар Иосиф, демократично делил свой кабинет с секретарем и со-трудниками, уповая на лучшие времена. Он же и встречал редких посетителей — редких, ибо газета была хоть и честолюбива, но молода, и не достигла еще пика своей популярности.
Редактор и журналист обменялись приветствиями.
— Ну, что там у тебя? — лениво спросил Барух.
— Вот, — Иуда протянул редактору мелко исписанный лист пергамента. — Как ты и велел, воспоминания очевидца.
— Какого очевидца? — редактор наморщил лоб.
— Ну как же, — Иуда никак не мог привыкнуть к ветрености начальства. — Старейшина Александр, сын Сираха, присутствовавший на заседании по делу свержения римского орла патриотически настроенными юношами… Описание казни и…
— А ну-ка дай сюда, — редактор сосредоточенно уткнулся в текст. — Убить тебя за твой почерк. Хуже, чем у врача. Сколько лет этому старикану?
— Восемьдесят два года.
— Так он из ума давно выжил. Утверждает, что к преступникам применялись пытки. Старый хрыч. Нет, в таком виде выпускать нельзя.
— Почему? — опешил Иуда.
— Хочешь, чтобы нас закрыли? — прошипел редактор. — Он же на Ирода бочку катит. На Ирода Великого! Надежду и опору Рима! Да меня затаскают по коврам за твое драное интервью. Нет, ты посмотри на этого козла!.. При Ироде сидел тихо в Синедрионе и не рыпался, а теперь осмелел. Ох и не хватает нам сильной руки…
— Место про Ирода можно вырезать, — уныло предложил Иуда.
— И про «патриотически настроенных юношей» убери. Ты соображаешь, кто нас прикармливает? Что мы саддукейский орган — соображаешь? Перепиши все, чтоб нейтрально было. Что у тебя еще?
Иуда вздохнул.
— Не знаю, пойдет ли… Некоторые сведения, о мерах, направленных…
— Короче.
— Группа уважаемых граждан собирается подать петицию в Рим против Пилата. В связи с расхищением клада Корбана…
— В связи со строительством водопровода на общественные средства, — поправил Барух. — Все им неймется. Напиши, я посмотрю, может, сойдет, если в нужном тоне. Что еще?
— Беспорядки в Галилее…
— Уже писали в «Славе Израиля» и в «Гласе Господнем». Никакой у нас оперативности. Еще?
— Бульварная хроника. В Вифании писарь в пьяном состоянии зарезал жену и двоих детей.
— Давай уж, что делать… Что-то давно нет у тебя остренького.
«А ты мне позволяешь, что ли?» — — зло подумал Иуда.
— Все? — редактор подавил зевок.
— Новый проповедник объявился.
— А, это уже что-то. Какая платформа?
— Да боюсь, он малость аполитичен. Пока что, по крайней мере, никаких политических заявлений.
— Замерла жизнь в стране, — с горечью констатировал редактор. — Перевелись в народе Иуды Гавлониты.
— Он вроде как последователь Иоанна Крестителя. То есть слышали, что он о нем хорошо отзывался.
— Можно написать, что ближайший друг, — задумчиво пробормотал редактор. — Об Иоанне мы успели пару заметулек тиснуть, пока его не замели. М-да. Если не ошибаюсь, это кое-чего стоит. Креститель много шуму наделал. Этот тоже Антипу клянет?
— Не выяснял еще.
— Выясни.
Через два дня Иуда вручил Баруху папку с целым ворохом свидетельств, интервью и биографических справок. Редактор разочарованно перелистал документы.
— И всего-то? Кто это станет читать?
Иуда пожал плечами. У них с редактором расходились вкусы. Барух тяготел к политике, Иуда считал себя специалистом в культурной области. Одно время хотел даже заняться писательством, но надо было кормить семью. По крайней мере, Иуда считал, что газету можно сделать популярной именно через ее культурную часть.
— Разве обязательно брать что-то значительное? — начал он толкать свою заветную идею. — Важно привлечь читателя, а уж значение событию само придастся.
— Воля твоя, но я ничего в этом блаженном не вижу. Заблудившийся ессей какой-то. У всех пророки так пророки, а ты мне заморыша притащил. Когда у него там конец света?
— Он говорит, что знает только Бог.
— Вот видишь. Другие хоть дату назначают, есть чем публику раззадорить.
— Наоборот, вся прелесть в неопределенности, в таинственности. Можно такую конфетку сделать!.. Барух, ну нужно же с чего-то начинать. Должно быть у газеты свое лицо…
— Ладно мне про лицо, сам знаю. Только не превращай газету в агитационный листок. Я в этом не разбираюсь, но этот твой Иешуа, кажется, серьезно с саддукеями расходится. Вот тут, по вопросу Царства Божия. Так что выбирай тон. Давай вот что… Будешь давать что-то вроде хроники. Как будто это очень значительное лицо. У него какое окружение?
— Да почти никакого. Претендует на роль утешителя страждущих. Согласись, это ново. Человек пять за ним ходит.
— Да, не тот размах, что у Крестителя, не тот… Он сам называет себя пророком?
— Называется Сыном Божьим.
— Простенько и со вкусом. Это же может значить что угодно. Вот тебе поле деятельности. Жаль, что он провинциал.
— Говорят, сотворил пару чудес.
— Ладно, по рукам. Смотри только, чтоб поострее. И кстати, не забудь материал о Вифлеемской вдове.