Журналист - [2]

Вифлеемская вдова, обиженная городскими властями, так и не дождалась своей очереди. Иуда, подстегиваемый честолюбием и легкостью в кошельке, решил показать, на что способен. Первый материал о проповеднике из Галилеи был выдержан в скептическом тоне, и под этим умеренным соусом подавались такие факты, как: близкая дружба с покойным Иоанном Крестителем и даже клятва на могиле последнего донести до народа весть о Царстве Божием; исцеление одержимого бесом в Галааде; многосотенные толпы, собираемые популярным пророком под открытым небом. Все это автор статьи как бы нехотя излагал под видом непроверенных слухов. Галаад Иуда выбрал как самую отдаленную область; опровергнуть факт клятвы на могиле также никто не мог; а вскоре Иуда пожалел, что поскромничал и не приписал Иешуа нескольких тысяч приверженцев, ибо статья вызвала у обывателя интерес.

Редакцию забросали письмами с требованиями подробностей. Писали из любопытства, писали из благочестия, писали из возмущения… Новый пророк приобретал все большую популярность благодаря «Сыну Израиля». В короткий срок Иуда состряпал имидж Иешуа Га Ноцри (он же и пустил слух о причастности Иешуа к секте назореев). Особенным успехом у публики пользовались некоторые пикантные подробности биографии пророка. «Поклонники нового проповедника, — гласила очередная статья, — утверждают, будто Иешуа бар Иосиф рожден от девы, что было бы несомненным подтверждением древнего пророчества… Также ходят слухи, что он принадлежит к колену Давида… Но мы не имеем в своем распоряжении точных сведений…» Газету расхватывали, редактор был доволен, саддукеи тоже пока не возражали: позиция корреспондента была вполне корректна.

Чтобы все же не вызвать подозрений в злостной апологетике, Иуда бар Симон порой возмущался предосудительным поведением проповедника бедности и смирения: «Как нам стало известно из компетентных источников, числа пятнадцатого елула месяца вышеупомянутое лицо имело беседу с народом, во время которой ему доложили, что у дверей дома, где проходило собрание, стоит его старая мать и любящие братья, горящие желанием увидеть родственника. Новоявленный пророк отказался впустить родню и заявил: «Разве они мне мать и братья? Вот мать мои и братья! — с этими словами он обвел глазами собрание. — Ибо кто исполняет мою волю и волю Отца моего, тот мне и брат, и сестра, и мать». После чего мать и братья пророка вынуждены были в слезах удалиться».

Иуде приходилось самому додумывать за Иешуа его мысли, договаривать его речи и доделывать его дела, ибо сама фигура пророка не располагала к вниманию. Иуда пару раз брался читать тщательно законспектированные его проповеди (с оказией переданные друзьями из Галилеи) и дважды был разочарован. Иешуа бар Иосиф был совсем никакой. И на вид, судя по рассказам очевидцев, и на слух. Но из его плоских толкований на Закон и Пророков Иуда научился извлекать настоящие перлы. Он нарочно не ездил слушать его, чтобы не смазывать созданный образ и не мешать полету фантазии. Иуда сам придумывал изречения и притчи, чудеса и знамения, задорно описывал столкновения с родственниками и фарисеями. Наконец, в одном выпуске «Сына Израиля» появились развернутые тезисы Иешуа Га Ноцри, составленные вдохновенным журналистом, которые уже исходил не из буквы и духа речей реального Иешуа, а из собственного чувства возвышенного. Тезисы вышли под изящным заголовком: «Нагорная проповедь». Публика неистовствовала. У жалкого пророка из провинции появились поклонники и меценаты. Появились и оппоненты: они слали в редакцию возмущенные письма с требованием заклеймить позором этого неуча в Законе.

Поощряемый внезапной популярностью, проповедник оживился и осмелел, что дало Иуде возможность для более дерзких статей. Он не знал, читает ли Иешуа прессу и руководствуется ли публикуемыми тезисами, но его уже понесло. В нем, оказывается, пропадал крупный литератор. Да что литератор — софист! Богослов! Приключения, исцеления, занимательные подробности из биографии Сына Божьего, — все это сделало «Сыну Израиля» самый высокий рейтинг с стране. Редактор снял новый офис, где даже для Иуды был отведен особый кабинет. Он стал самым ценным сотрудником, Барух холил его и лелеял. Но гонорары уже не интересовали разбогатевшего Иуду: он творил ради искусства, творил со страстью. Писать за пророка вдохновенные речи, подавая их в сдержанном контексте, — эта двойная жизнь захватила его. Конкурирующие газеты пытались бездарно подражать или давали опровержения, но пером Иуды бар Симона явно водил Всемогущий: ореол славы окружил скудную голову ранее безвестного галилеянина. О нем спорили на кухнях и в клубах, на него делали ставки, ему поклонялись, им возмущались. В него влюблялись женщины, под влиянием его речей каялись грешники, — и за всем этим стоял журналист Иуда бар Симон.

Временами, после вызова в саддукейские органы, редактор просил Иуду:

— Сочини-ка что-нибудь осуждающее, а то уж больно сладенько.

И Иуда, считавшийся с властями, писал о том, как Иешуа резко отзывался о саддукейских представлениях о смертности души и даже вступил в спор по поводу женщины и ее семи мужей (причем и здесь Иуда не смог удержаться от остроумного ответа на остроумно же измышленный саддукейский искус). А потом Иешуа выступил у него как злостный неплательщик налогов Риму.