быль
1
Едва закончился очередной артналет и немецкие снаряды понеслись куда-то дальше нас, дежурный разведчик звенящим голосом крикнул:
— Тревога! С севера на батарею девять самолетов противника!
— По местам! — тоже звенящим голосом крикнул комбат. — Доложить о готовности!
— Первое орудие готово! — Гаркнул командир первого орудийного расчета.
— Второе готово!
— Третье готово!
— Прибор готов!
Последним, как всегда, доложил о готовности командир четвертого расчета Тимошкин. А я вообще не знал, что докладывать, у меня не было считывающего — его отправили в лазарет.
— Дальномер?! — крикнул комбат.
— Некому считывать! — крикнул я.
— Гарбусёнка на дальномер! — крикнул комбат.
Из-за бруствера КП выскочила телефонистка Рая Серегина и побежала к стогу, за которым располагалась кухня. Погнали за Гарбусенком. «Пока прибежит, улетят!» — подумал я. Хотя вроде еще далеко, километров, пожалуй, пятнадцать, не меньше.
— Дальномер, высота?! — крикнул комбат.
Дела! Сам же меряй, сам же считывай!
Впрочем, самолеты двигались медленно. За ту секунду, что нужна мне, чтоб заскочить на ту сторону трубы и считать высоту, далеко от визира они не уйдут, не потеряются.
Я ткнулся в резиновые щеки двадцатичетырехкратного бинокуляра, резина холодила скулы, в поле зрения метнулось что-то странное, я поймал цель и вывел ее в центр круга. И тут самолет взмахнул крыльями. Я перескочил на десятикратный монокуляр, чтобы увидеть всю эскадрилью. И увидел: вытянув маленькие головы, прижав к животам длинные ноги, плавно загребая широкими крыльями, летела по военному небу мирная птичья стая.
Это было невероятно. Четырнадцатый месяц гремела и жгла землю война, четырнадцатый месяц умирали дома и деревья, а по невидимой небесной дороге, не зная об этом, а может быть, несмотря на это, как всегда в эту пору, держало свой путь птичье семейство. На КП, видимо, тоже разобрались, что это не «хейнкели» и не «юнкерсы»: оттуда послышался смех, и комбат весело крикнул:
— Отбой!
2
Я снова перескочил к бинокуляру и поймал вожака. Это была крупная, спокойная, невероятно красивая птица. Шея и бок ее отливали розовым — от солнца. Летели они, конечно, не в пятнадцати километрах, а совсем рядом — в двух-трех. Вожак взмахнул широкими крыльями — и сразу ушел далеко вправо. Я передвинул дальномер за ним, и он снова оказался в поле зрения. Как будто был совсем рядом. Блестел круглый глаз. Поблескивал длинный клюв. Рельефно выделялись крупные перья на концах чуть вогнутых крыльев. Мощная шея легко и гордо несла маленькую голову.
Таких птиц я раньше никогда не видел. Видел уток, гусей, но утки всегда летели низко и беспрестанно махали крыльями. А гуси летели цепочкой, а не клином, и совсем не такие были медленные и большие.
— Журавлики, — тихо прошептал кто-то.
Я оторвался от бинокуляра. Рядом со мной стояла Гарбусёнок.
В горячке я не слышал, как она подошла. Приложив ладонь к правому глазу, левым она прижалась к десятикратному монокуляру.
— А может, аисты? — сказал я. — Или цапли?
— Что вы, товарищ ефрейтор! Курлычут же, слышите?
Я прислушался, но ничего, кроме жестких звуков войны — уханья пушек, гула протыкающих воздух снарядов и доносившихся с пятачка — крошечного нашего плацдарма на южном берегу Невы — яростных очередей, не услышал.
— Не слышу, — сказал я.
— А вы, товарищ ефрейтор, зажмурьтесь!
Совет показался мне странным. Но на всякий случай я зажмурился. Длинная пулеметная очередь. Короткая автоматная. Еще автоматная. Далекий взрыв, словно хлопушка хлопнула, — мина, а может, граната противотанковая. Еще взрыв, поближе. И все это — низко, все — по земле. И вдруг высоко-высоко, у самых невидимых сейчас звезд, сильно и нежно пропела серебряная труба. И сразу следом за ней, будто в ответ, другая такая же. Как перекличка ангелов над грешной землей. И опять взрывы, четыре подряд — как удары бича.
— Слышали? — прошептала Гарбусенок.
— Слышал! Слышал!.. Товарищи! — закричал я. — Это журавли!
— Наши? — спросил Тимошкин.
В котлованах раздался дружный хохот.
>Советская 85-мм зенитная пушка образца 1939 года. Масса снаряда — 9,2 кг, начальная скорость снаряда — 800 м/с, дальность стрельбы по горизонтали — 15 500 м, дальность стрельбы по вертикали — 10 500 м, горизонтальный обстрел — круговой, вертикальная наводка от 3° до +82°, масса орудия — 4,300 кг.
3
Мне хотелось еще хоть раз услышать небесные трубы. Но напрасно я жмурился — ничего, кроме уханья, воя и треска, я уже услышать не сумел. Стая уплывала от батареи. Журавлиные шеи теперь казались короче, а крылья длиннее. Все птицы взмахивали ими одновременно, как по команде. А может, и в самом деле вожак подавал им команду?
В голубовато-сером, затуманенном еще утреннем небе серые тела журавлей словно таяли, словно были это не птицы, а бестелесные призраки чудом сохраняющейся прежней жизни.
Все дальше уходили они от нас, все ближе к немцам. Какого чорта летят они туда? Ведь чуточку на восток, каких-нибудь пятнадцать-двадцать километров, и уже Ладога, и уже безопасная вода, и лети себе на юг в полном покое…
— Товарищ ефрейтор, — прошептала Гарбусёнок. — Высоко они?