Варя не хотела в этот лес.
Евгения Филипповна в свои семьдесят восемь преподавала на факультете биологии на кафедре зоологии беспозвоночных. Она была гнутая, полная, с внимательными мокрыми глазами и складчатой, но притом младенчески-розовой кожей. Варе было тринадцать — костлявая и кареглазая, с песочными волосами, рассыпанными по плечам. Мать уехала на обследование в Москву, и весь июнь, а теперь еще и половину июля Варя торчала в квартире у бабушки в их Кемерове, где в то лето все время лил дождь.
Утром старуха с треском раздвигала шторы и еще до завтрака гнала Варю под дождь, выдав листок со списком продуктов, — все образцовым почерком. К счастью, она разрешала забирать сдачу: Варя покупала жестянку с энергетическим напитком и выпивала его на улице, под козырьком магазина, торопливо закусывая шоколадным батончиком.
Дома она спасалась от скуки за компьютером. У бабушки был Интернет, но та пользовалась им мало: несколько утренних минут смотрела почту и еще заходила на какой-то отстойный сайт знакомого новосибирского биолога, узнать, нет ли обновления, и убедиться, что никакого обновления нет. Варя день-деньской зависала Вконтакте: вела переписку и смотрела клипы, которые потом вешала на стены себе и подругам. Возле компьютера стояла массивная деревянная коробка, где под стеклом мерцали разноцветные фантастические стрекозы.
— По Интернету лазишь, а под носом не видишь. Ты только вглядись! Лютка-невеста, детка желтоглазая, красотка-девушка, стрелка голубая…
— А можно ко мне Маринка зайдет? — перебивала Варя. — Наклейки занесет и уйдет!
— Никаких гостей. Я старый, полуживой человек. — Бабушкин голос звучал шутливо, однако почему-то, может быть, потому, как зорко сужались ее глаза, было понятно: она не шутит. — Что ты там ищешь? Гадости? Не обманывай! Кто тебе все время пишет? Какой-нибудь педофил? А ты ему отвечаешь, конечно?
Варя в учебе особенно не успевала, но ее заранее предназначили для биофака.
— Тебе через несколько лет поступать. Ты и не заметишь, как время пролетит. Думаешь, бабушка вечная? Ты хоть что-то знаешь про жизнь насекомых? Дай я тебя поспрашиваю! Чем мадагаскарский таракан отличается от обычного? Молчок? Милая моя, ты с этим Интернетом стала на жужелицу похожа! Можешь подойти к зеркалу и изучить, как выглядит жужелица.
Бабушка говорила негромко и смешливо, но когда она медленно уходила из комнаты, какое-то время казалось, голос ее продолжал стрекотать.
Вечерами Варя стремилась к подругам — пойти на танцы, пошляться по городу.
— Мне мама разрешала!
— Когда вернется твоя мама, это будет ваше дело. Я старый и слабый человек и не хочу искать тебя по моргам!
Как-то раз в сумерках, подойдя ближе и вздыхая: «Опять глаза ломаешь», — бабушка обнаружила, что Варя смотрит полуголых мужчин и женщин, которые, извиваясь, танцуют под гулкую дробь где-то на палубе среди водной шири. Она неожиданно энергично схватила внучку за плечо и уколола сквозь майку крепкими ногтями:
— Не надо в моем доме грязи!
— А чего такого? — раздраженно спросила девочка, дергая зажатым плечом, но ролик выключила.
В другой раз, пока Варя была в магазине, бабушка нашла у нее в рюкзаке журнал, где мускулистые парни с выпуклой грудью улыбались так ослепительно и натужно, точно каждый выжимал из себя белоснежную гусеницу зубной пасты.
— Зачем ты держишь всякую дрянь? Ты видела, сколько у меня книг? Варюха-горюха… Ну почему ты не читаешь ничего хорошего? Вот скажи: паук — это насекомое?
— Насекомое.
— Дурында!
— А кто же?
— Отвянь, не приставай…
— Нет, а кто?
— Все равно не запомнишь, — с усталой снисходительностью ответила бабушка. — Арахнид…
Однажды утром, когда Евгения Филипповна с треском раздвинула шторы, в окно смотрела хорошая погода.
— Наконец-то практика начнется!
— Что? — жмурясь, спросила Варя из кровати.
— Студенты мои до сих пор не могли на природу выехать. Под дождем букашек не насобираешь. Теперь-то не отвертятся! — добавила бабушка довольно, то ли о студентах, то ли о букашках.
В наступившие солнечные дни ходили вместе гулять в парк, который был рядом с домом. Бабушка шла, горбясь и немного кланяясь, умильно смотрела на встречных, часто здоровалась. Варя была вынуждена приноравливаться к ее ходу, почему-то чувствовала стыд, косилась на морщинистую щеку и боялась, что встретится кто-нибудь из знакомых девчонок или, хуже, мальчишек. На лавочке, забравшись с ногами, сидели два паренька и пили пиво. Бабушка остановилась, их разглядывая и что-то соображая, потом подалась вперед, как бы поклонилась, и начала говорить громко, отчего голос ее стал нелепым и дребезжащим. Варя, не слушая, отошла в сторону, и ей захотелось, чтобы парни обматерили, засмеяли бабушку, может, даже слегка толкнули, но они неожиданно послушались: слезли со скамьи и быстро ушли.
В тот день за обедом бабушка сказала:
— Мне звонила моя аспирантка Людочка. Она со студентами уже два дня в лесу. Надо бы их проведать. Давай поедем завтра, если погода не испортится.
— На фиг надо, — сказала Варя.
— А дышать кто будет? Вдобавок ты будущий биолог, наберешься опыта драгоценного.
— Не хочу я. А вдруг мы в шахту провалимся?
