Живой Пигмалион
Было три часа утра. Около трёх. А впрочем, важно ли сколько? Важно, что я её создал.
Девственницу ростом в три с половиной локтя, с миниатюрными запястьями и глазами, как ягоды светлого винограда. Если Вы думаете, что Пигмалион способен влюбиться в совершенные (с его точки зрения) мраморные формы, если Вы думаете, что он будет беспокоить Афродиту только потому, что, по большому то счёту, боится познакомиться с очень красивой девушкой, то это не так. Я никогда не считал себя гением и знаю, что не в состоянии создать то, что сможет меня устроить в течении всей жизни с её изменчивыми идеалами. А навлечь на себя гнев Афродиты, гнев богини допустившей к жизни кусок мрамора, брошенный мною в силу мужского непостоянства, согласитесь, это очень глупо.
И всё-таки я её создал. Я не создал нечто, состоящее из обрезков юношеских фантазий, из черт и деталей отказавших мне женщин. Я создал роскошную форму для совершенного содержания. Многие годы, приглядываясь к людям, я наблюдал схожести в строении черепа гениальных поэтов, зарисовывал тела танцовщиц, впитывал энергетику философов, певцов и музыкантов. Мне не нужна идеальная возлюбленная. Мне нужно чтобы мраморное тело стало гостеприимной обителью для всех возможных талантов, гармонично дополняющих друг друга. Мне не родить такую дочь. И нет никакой уверенности, что я не пожалею однажды, что дочь моя - не жена мне, потому что придётся её выдавать за современно мыслящего грека. Жена - это часть интерьера, надёжно запертого от воров. Наши любители мужеложства не запирают только куртизанок.
Несколько ночей, подобно молодому мужу, я навещаю свою красавицу, разглядывая её тело вновь и вновь до мельчайших подробностей, не ощущая даже тени животворящего вожделения. Я должен убедиться, в правильности своих вычислений, прежде чем побеспокоить Афродиту. Я ничего никогда не просил у богов. Нет, периодически все мы восклицаем: “О, боги!”. “О, боги, что мне делать!” или “О, боги, зачем я это сделал!”, но я никогда не обращался по конкретному адресу. Более того, я не уверен… что боги вообще кого-то слышат…
Наши боги всё время чем-то заняты. Ни у кого из людей нет ощущения постоянной защищённости или хотя бы контролирующего присутствия. Есть много всемогущих и бессмертных, занятых множеством дел. И если честно я не представляю, что жертвенный огонь на алтаре, цветы, монеты или зарезанное животное могут привлечь Афродиту. Поверьте, я не безбожник. Но на землю боги не приходят. По крайней мере, в мире нет более всепобеждающих эмоций, чем эмоции, которые струятся из рассказов о вмешательстве богов. И никаких достойных фактов, а лучшие рассказчики - жрецы.
Было три часа по полудню. Теплился огонь на алтаре, опадали шелковистые лепестки, где-то орала домашняя кошка, забравшаяся на слишком высокое для неё дерево, под деревом громко кричали мальчишки и приставала к прохожим немощная хозяйка… Для всего мира Греция это люди с безупречными телами для совершенных скульптур, вино со вкусом истины и танцы в одеждах, подобных стайкам белых непоседливых бабочек. У людей заострённые лица, взгляды, как золото в свежей золе, запах Греции это смешанный запах цветов в свежести воздуха, точно сотни капель разных ароматических масел пролиты над неспокойным морем и подхвачены взлетевшей из воды серебристой тучей Посейдона. Небо Греции не льёт слёзы, оно изливает бесконечное благословение… Это поэтические ринги и накал загорелых страстей на ежегодных Олимпиадах, где каждая победа - как стихи, которые не должны расслаблять, но требовать от слушателей и поэта всё большего воодушевления. Греция, это свобода, которая разжигает таланты, порождая новые виды искусства, совершенствуя ремёсла и демократию. Правда, женщины тут ни при чём…
Хозяйка причитала всё жалостливей, кошка выла всё тоскливей, и я прервал свои прекраснодумные размышления, чтобы проверить выдержат ли ветви кошачьей акации моё невысокое гибкое тело.
Кошки всегда лезут от своих спасителей на самый тонкие ветки, пришлось немного повозиться и когда я отдавал хозяйке кошку, услышал взбудораженные крики “Пожар у скульптора!”, крики с запахом чёрного дыма ползущего по солнечному небу.
Мой дом стал похож на очаг, возле которого сидела самая прекрасная на свете женщина с ожерельем из монеток, оставленных на алтаре Афродиты. Больше не осталось ничего. “Мы не знали, что ты женат, Пигмалион” - промолвил хор из остролицых горожан. В небе пропела летняя птица, и в голосе я услышал усмешку… Я и сам не знал, что я женат…
Друг, открывший нам двери своего дома, вернулся в город к лунному восходу и несколько часов мы были предоставлены сами себе. Я и ожившая скульптура. Что ощущает человек, осознавший реальность божественного вмешательства? Мне показалось - сотни пузырьков воздуха поднимаются наверх с морского дна. Я чувствую их в себе и слышу медленное восхождение. Какой-то сердобольный горожанин принёс моей жене покрывало. Люди всё не расходились, пришли представители власти, все пытались нам помочь, говорили, что любимого скульптора Пигмалиона никто не оставит в беде, но мне казалось, что все тянут время, чтобы разглядеть мою “жену”. Не умные мысли для погорельца, но я беспомощно боялся, что ветер любопытства станет болезненным, а возможно даже агрессивным, если кто-нибудь почувствует в незнакомой городу женщине что-то запредельное. Греки любят верить в чудеса.