От автора
Данная повесть является строго документальной. Она написана в 1989 году по материалам спецхрана УГВИА СССР.
(Отредактирована автором в 2001 году.)
* * *
23 августа 1905 года неудачно закончилась для России война с Японией. Был подписан Портсмутский мирный договор, согласно которому к Японии отошла половина о. Сахалин. Много полегло русских солдат на полях Маньчжурии, а на дне моря покоились остатки разбитой эскадры адмирала Рожественского. Бывший главнокомандующий войсками в Маньчжурии старый боевой генерал А.Н. Куропаткин, затравленный бульварной прессой, молча переживал свой позор. Беспринципные писаки (как, например, пользовавшийся тогда немалой популярностью В.А. Апушкин) утверждали, будто бы русская армия потерпела поражение исключительно по вине Куропаткина. Генерала обвиняли в бездарности, нерешительности и прочих грехах. Но это вовсе не соответствовало действительности.
Печальный итог русской-японской войны имел глубокие корни, и одной из главных причин поражения армии явилась неудовлетворительная организация разведывательной службы.
Достоверная информация о противнике в Дальневосточном регионе была нужна русскому командованию как воздух. Но вот она-то как раз полностью отсутствовала. Вне всякого сомнения определенную роль сыграли здесь презрение к азиатам[1], а также весьма специфические условия, в которых приходилось работать русским военным агентам в Японии. Вместе с тем это было всего лишь отражением общего состояния дел, хотя и очень ярким.
Надо отдать должное – после войны руководители военного ведомства России внимательно изучили горький опыт нашей разведки и сделали соответствующие выводы.
Последуем же и мы их примеру...
В начале века в Китае действовали три русских военных агента (или, как их сейчас называют, – атташе), три в Маньчжурии и по одному в Японии и Корее. Свои донесения они направляли в Главный штаб и штабы ближайших военных округов. Первое, что сразу бросалось в глаза, – отсутствие четкой организации! Агенты были людьми неглупыми, получившими хорошее военное образование. Но организационные неполадки являлись мощным тормозом в налаживании эффективной работы. Атташе не имели контакта между собой, а их взаимоотношения с ближайшими войсковыми штабами строились в зависимости от личных симпатий. Многие весьма важные и срочные донесения по традиции посылались письменными рапортами, а не телеграммами и потому попадали к адресату с большим опозданием. Поскольку вышеуказанные разведчики работали в странах, не заслуживающих, по мнению военного руководства, особого внимания, министерские чиновники крайне неохотно финансировали их деятельность. Так, например, агенты в Японии и Китае неоднократно обращались к наместнику на Дальнем Востоке с просьбами командировать к ним строевых офицеров в качестве помощников. Однако наместник не имел денег для выплаты этим офицерам дополнительного содержания, без которого жизнь за границей была просто немыслима.
21 января 1903 года наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.А. Алексеев отправил начальнику Генерального штаба генерал-лейтенанту В. В. Сахарову шифрованную телеграмму: «Считая крайне желательным в интересах своевременного получения необходимых для области сведений, чтобы агенты в Тяньцзине, Шанхае и Японии имели в своем распоряжении офицеров по одному на каждого, прошу о предоставлении мне права командировать таковых со вверенных мне войск с производством им добавочного содержания применительно приказу 1889 года № 248, а именно – 300 рублей подъемных, 15 франков суточных, что на троих составит годовой расход в 7000 рублей».
Начальник Главного штаба Виктор Викторович Сахаров не верил, что армия «макак» может представлять сколько-нибудь серьезную угрозу для Российской империи. Совсем недавно русские войска наголову разгромили многочисленных китайских ихетуаней, или, как их называли в Европе, «боксеров», которые подняли восстание против «белых чертей» и воображали, будто приемы ушу вкупе с исполнением оккультно-мистических обрядов сделают их неуязвимыми[2].
Презирая желтую расу, В.В. Сахаров, назначенный в начале 1904 года военным министром, вплоть до самого окончания войны так и не изменил своего отношения к японцам – не поверил в силу японской армии, объясняя все неудачи на фронте исключительно ошибками А.Н. Куропаткина.
А в начале 1903 года он тем более не видел повода для беспокойства. Телеграммой от 29 января 1903 года военный министр лаконично ответил наместнику: «Выделение дополнительных финансовых средств для усиления разведки в Японии и Китае не представляется возможным».
Еще одна причина провала русской разведки в странах Дальнего Востока – отсутствие сети тайной агентуры и незнание военными атташе местных языков, особенно японского (японский язык в то время вообще не изучался в академии Генерального штаба). Языковой барьер стал непреодолимой преградой для разведчиков. Вот донесение военного агента из Японии в Главный штаб от 21 марта 1898 года: «...эта тарабарская грамота исключает возможность пользоваться какими-либо случайно попавшимися в руки негласными источниками, она ставит военного агента в полную и грустную зависимость от добросовестности японца-переводчика. Положение агента может быть поистине трагикомическим. Представьте себе, что Вам предлагают приобрести весьма важные и ценные сведения, заключающиеся в японской рукописи, и что для Вас нет другого средства узнать содержание этой рукописи, при условии сохранения необходимой тайны, как послать рукопись в Петербург, где проживает единственный наш соотечественник, знающий настолько письменный японский язык, чтобы быть в состоянии раскрыть содержание японского манускрипта. Поэтому для военного агента остается лишь один исход – совершенно и категорически отказаться от приобретения всяких секретных письменных данных, тем более что в большинстве случаев предложение подобных сведений со стороны японцев будет лишь ловушкой».
