Небо было сапфирово-синим и без единого облачка. Море искрилось и переливалось в лучах жаркого солнца. На горизонте виднелся остров, как говорилось в путеводителе, с развалинами храма Афродиты. Но наслаждаться видом античных руин, как бы ни были те прекрасны, Линн почему-то не хотелось. Возможно потому, что шел только второй день отпуска и приятное ничегонеделание было еще внове.
Если бы не отдаленный смех и гомон отдыхающих, не восторженные возгласы детей, можно было бы представить, что ты одна на всем белом свете. Чем не рай! Ни тебе забот о хлебе насущном, ни тебе требовательного, вечно чем- то недовольного шефа, ни сердечной тоски…
Так рассуждала Лиин, удобно расположившись на махровом полотенце в тени олив и как можно дальше от примет цивилизации. Ее жизнерадостная подруга и соседка по квартире не составила ей компании, предпочтя полупустынному, каменистому пляжу бассейн отеля, шезлонг и нескольких воздыхателей. Броская красота молодой женщины не оставляла равнодушными представителей противоположного пола. И Кора уже не мыслила жизни без толпы поклонников. А вот Линн было хорошо и одной.
И, тем не менее, две недели спустя с плохо скрытым облегчением она поднялась на борт самолета и полетела назад, в Англию, где пасмурная холодная зима все еще оспаривала свои права у сумрачной, безрадостной весны…
Линн переступила порог престижного офисного здания и сразу же почувствовала себя как дома…
— Я бы тут до конца жизни осталась, — блаженно промурлыкала Кора на четвертый день их совместного отпуска, устраиваясь поудобнее в шезлонге, с бокалом в одной руке и сигаретой в другой.
— Ты через месяц помрешь со скуки, — возразила Линн, сосредоточенно втирая в кожу приятно пахнущий крем.
Может, золотисто-бронзовый загар придаст ей хоть немного шарма… С мечтой о сверхъестественной красоте молодая женщина распрощалась давным-давно. Уж слишком она худощава и невзрачна!
— Возможно, — легко согласилась Кора. — До конца жизни — это и впрямь чересчур, но от лишней недели я бы не отказалась.
Линн из вежливости не стала спорить с подругой, а сама уже с тоской думала о папках, оставленных на столе. Ей уже не терпелось вернуться в офис…
И вот теперь, пройдя сквозь двойные стеклянные двери и направляясь к лифту, она впервые осознала: скучать по работе — знак сам по себе удручающий. Свидетельство несложившейся личной жизни. Ей уже тридцать два, и большого воображения не требуется, чтобы представить Линн Бекиншоу лет через десять — этакая старая дева, по выходным бесцельно слоняющаяся по квартире и ждущая с нетерпением понедельника. Да-с, перспектива не из приятных!
Но Линн привычно отогнала невеселые мысли, оттеснила в глубины подсознания. Прошли те времена, когда она горела энтузиазмом, строила наполеоновские планы, лелеяла золотые мечты и с девической наивностью верила, что до счастья рукой подать! С тех пор немало воды утекло — восторженная, доверчивая мечтательница осталась в далеком прошлом.
Еще из коридора Линн услышала, как шеф с размаху опустил телефонную трубку на рычаг, обрывая звонок.
Об этом она и скучала? Молодая женщина сняла плащ и шагнула было к вешалке, как вдруг дверь смежного кабинета с грохотом распахнулась и на пороге возник Норман Дейл собственной персоной: руки скрещены на груди, глаза мечут молнии.
Линн невозмутимо обернулась. За два года она привыкла к взрывной агрессивности шефа. Что-что, а запугивать он умеет; да только на нее эти выходки не действуют. Поначалу, конечно, ей приходилось несладко. Но Линн быстро научилась выдерживать яростный шквал, не моргнув глазом, и по окончании испытательного срока ей предложили постоянную работу.
— Не спрашиваю, хорошо ли провела время!
Под свирепым взглядом Нормана секретарша безмятежно прошла к столу и вежливо произнесла:
— Изумительно, спасибо.
Затем подняла взгляд и, как всегда, в полной мере ощутила на себе неодолимое воздействие незаурядной личности шефа. В любой обстановке Норман мгновенно оказывался в центре внимания, и отнюдь не благодаря чисто внешней красоте, густым темным полосам, серым глазам и атлетической фигуре.
Секрет обаяния Нормана Дейла заключался в неиссякаемой энергии, несокрушимой уверенности в себе и врожденной, исполненной достоинства властности. Стоило ему заговорить, и все присутствующие непроизвольно прислушивались. Стоило ему войти в комнату — и все головы оборачивались в его сторону, все взгляды обращались к нему.
Норман несколько раз приглашал ее на деловые ланчи с клиентами, и зоркая Линн подмечала как мужчины недоуменно хмурятся, пытаясь разгадать, ее шефа, а женщины украдкой поглядывают на него из-под ресниц.
— Небось, день деньской плескалась в бассейне да под солнышком нежилась?
Линн в очередной раз удивилась: и как можно получать удовольствие от работы под началом мужчины, который об общепринятой вежливости вспоминает лишь тогда, когда ему это на руку?
ѕ Да, замечательно отдохнула, — отозвалась она, не поддавшись на провокацию.
Игнорируя шефа, вставшего точнехонько напротив ее стола, Линн принялась сосредоточенно разбирать почту, захваченную из приемной, откладывая в сторону те письма, с которыми предстояло иметь дело ей самой.
