Жертва для вампира

— Она ведьма! Вы должны сжечь ее!

— Я никому ничего не должен, — меланхолически отозвался человек в длинном красном плаще, медленно поглощая кусок жирной баранины. — В том числе и вам.

— Но она же демонское отродье! Неужели вы допустите, чтобы ее нечестивые ноги и дальше ходили по земле?! Это святотатство! — человек повысил голос, да и сам как-то поддался вперед, будто считая, что без этого его плохо слышно. Хотя и до того глубокий баритон разносился по всему залу.

Его невероятно тучный собеседник не собирался терпеть подобное. Положение у монахов было одинаковым. "Так почему он должен…"

— Прекратите орать на меня, брат! Разве моя вина, что король запретил все прилюдные казни до того, как их брак с принцессой Мигдаленой будет освящен?! Ей, видите ли, наши обычаи кажутся варварскими. Посмотрим, что она скажет после свадьбы…

— Вы думаете, мне есть дело до монаршей свадьбы?! Ливен попрала все мыслимые законы. Она посмела оскорбить меня — служителя Господа! Слышите?!

Монах прекрасно слышал слова брата по ордену, но ничего не ответил. Сейчас он гораздо больше был занят мясом, которое поглощал с отменным аппетитом. Только разжевав последний кусок и запив доверху наполненным бокалом вина, соизволил ответить.

— Да я помню эту ужасную историю. Не волнуйтесь, она получит по заслугам. Деньги, понятное дело, перейдут к вам…, к ордену, — сделав еще один глоток, уточнил толстяк. — А Ливен… Соглашусь, ее нельзя оставлять в живых. Что ж, прилюдной казни не будет. Есть кое-что похуже жара пламени. Вдруг палач проявит милосердие — убьет нечестивую прежде, чем огонь коснется ее белоснежной кожи…, - монах почувствовал, как по его телу прошла дрожь. "Как жаль, что он не может…" Церковник глубоко вздохнул, отмахиваясь от порочного видения, и вновь заговорил, чеканя фразы — Дикие звери надежней. К тому же, мы должны заботиться о других Господних тварях, — во взгляде у монаха промелькнула насмешка. — Ваша Ливен и станет этой заботой, едой для них.

— Что ж, — монах, довольный, как кот, отведавший запретное лакомство, прищурился, — я преклоняюсь перед вашим умом, брат.

— Рад это слышать…

Священнослужители были настолько увлечены разговором, что не заметили, как картина василиска на стене неожиданно моргнула. Кое у кого появился план, как избавиться от двух увальней, все время проводивших за вином и ставивших под угрозу само существование ордена. Да и свое место в нем упрочить. Метод ловли на живца всегда себя оправдывал. Даже, если цель — вампир!

Если, конечно, немертвые до сих пор существуют…

Месяц назад

— Уважаемый Патрисио Листенье, осмелюсь ли я просить руки вашей дочери. Обещаю, что буду заботиться о ней, любить, баловать…

Пожилой мужчина пятидесяти лет благосклонно кивнул юноше, даже не взглянув на дочь. Это было излишне. Молодые люди давно сами все решили. Сейчас они только пытались соблюсти приличия. В любом другом случае граф Листенье никогда не отдал бы юноше Ливен.

Девушка осталась его единственным ребенком с тех пор, как… как… впрочем, не важно! Жена Патрисио умерла, когда Ливен исполнилось пять лет. Поначалу граф горевал, но дочь с каждым днем все больше напоминала жену, любви которой он добивался без малого семь лет. И вся эта любовь постепенно перешла к розовощекой девчонке, чей радостный смех разносился по всему дому.

Прошло четырнадцать лет, Ливен еще больше расцвела, еще больше стала напоминать свою мать. Только глаза у дочери были его…

Граф закашлялся и заслонил рот платком. Он никогда не отдал бы Ливен Габриелю. Была в нем какая-то червоточина. Но лекари предрекли аристократу близкую кончину. Нужно было подумать о будущем дочери. Отдать ей в приданное большую часть своего богатства. Остальное оставить в наследство ее сыну*.

*по законам незамужняя женщина не имела права распоряжаться имуществам. Ей назначался опекун — кто-то из ближайших родственников.

Патрисио бросил быстрый и отнюдь не ласковый взгляд на будущего зятя: "определенно, в нем есть что-то порочное". Но выбора нет. Он и так тянул со свадьбой непозволительно долго. Да и Ливен, кажется, любит его…

Свадьба должна была состояться в первые дни сентября в одном из самых роскошных в городе храме. Священник встретил молодых с улыбкой:

— Дети мои, сегодня вы сделаете самый важный шаг в вашей жизни — навеки свяжете судьбы…

Церемония шла своим ходом. Молодые улыбались, украдкой поглядывали друг на друга. Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего необычного. Разве что глаза у невесты порой странно блестели, в их уголках мелькала печаль. "Все равно, ведь любая девушка переживает перед свадьбой, боится неизведанного".

Но встречаются исключения…

Нет, Ливен не боялась замужества, а если ее глаза и блестели, то только от тревоги за отца. Еще вчера Патрисио Листенье горел желанием самому вести дочь к алтарю, а сегодня он даже не смог встать с постели. Его рано состарившиеся губы тихо прошептали Ливен на ухо:

— Не смей из-за меня переносить церемонию. В мыслях я всегда с тобой…

Ливен принужденно улыбнулась, стараясь вернуться в настоящее. Тем более, сейчас священник провозглашал ее обет: