Thirst by Eugene O'Neil (1913)
перевод с английского В. Денисова
Действующие лица:
Джентльмен
Танцовщица
Темнокожий матрос, вест-индиец
Декорация. На гигантских волнах зеркально-гладкого тропического моря медленно покачивается спасательный плот. Небо над ним безжалостно ясное, синевато-стальное, у самого горизонта переходящее в чёрную тень. Солнце в зените — оно похоже на огромное око гневного Бога. Жара невыносимая. Тепло призрачными волнами поднимается с белой палубы плота к самому небу. То здесь то там на спокойной поверхности моря появляется плавники акул — от них по воде медленно расходятся ленивые круги.
На плоту два мужчины и одна женщина. На одном конце сидит темнокожий матрос, вест-индиец, в голубой матросской форме и грубых ботинках. На матроске красными буквами написано «Королевская почта». Он говорит певуче, растягивая слова, словно у него дефект речи. А сейчас он мурлычет себе под нос одну и ту же негритянскую мелодию, следя в это время своими круглыми глазами за акульими плавниками.
На другом конце — белокожий мужчина средних лет. Он в костюме, который когда-то был вечерним но солнце и соленая вода оставили от него одни воспоминания. Мятая белая рубашка вся в пятнах, потерявший форму воротник болтается вокруг шеи, а черный галстук превратился в блеклую ленту, очевидно, он ехал первым классом, но сейчас сидит и с жалким видом, невидящими глазами тупо смотрит на воду. Его жидкие черные волосы растрепаны, и виднеется малиновая от солнца лысина. Усы в беспорядке свисают над губами, и с них по худому загорелому, изможденному от голода и жажды лицу темными струями стекает краска. Время от времени он облизывает распухшие губы почерневшим языком.
Между ними лицом вниз, раскинув руки, лежит молодая женщина. Она выглядит еще более странной, чем мужчина в вечернем костюме, так как одета в балетную пачку из черного бархата с блестками. Её длинные волосы спадают на обнаженные плечи, шелковые чулки мешковаты к все в складках, а балетные тапочки потеряли форму. Она поднимает голову — и бриллиантовое ожерелье холодным блеском оттеняет ее исхудавшие ключицы. Из-за беспрерывных слез и от краски ее глаза превратились в черно-красные пятна, но все же видно, что до того как голод и жажда сделали из нее привидение, она была очень красива. Танцовщица беспрерывно и безнадежно рыдает. В глазах у всех троих видны признаки надвигающегося безумия.
Танцовщица(принимая сидячее положение, ДЖЕНТЛЬМЕНУ, жалобно). Господи! Господи! От этого безмолвия с ума сойти! Почему вы со мной не поговорите? Корабля там не видно?
Джентльмен(вяло). По-моему, нет. Я, по крайней мере, не вижу. (Пытается встать, но слишком ослабел и со стоном снова падает на палубу). Стоя виднее, а так — далеко не видно. Рядом вода, от нее глаза как в огне, и он все ярче и ярче, будто дырку в мозгу сверлят.
Танцовщица. А я куда не посмотрю — везде огромные малиновые пятна. Как капли крови — и прямо с неба. Вы их тоже видите?
Джентльмен. Вчера видел. Или не вчера — уже и дням счет потерял. Но сегодня все красное. Даже в море не вода, а кровь. (Облизывает распухшие потрескавшиеся губы, потом дико смеется, как сумасшедший). А может, это кровь тех, кто утонул?
Танцовщица. Что вы говорите, какой ужас! Все равно я вас не слушаю. (Дрожа всем телом, отворачивается).
Джентльмен(мрачно). Хорошо, не буду. (Закрывает лицо руками). Боже, как же болят глаза! Как горит горло! (Шмыгает носом. Пауза. Вдруг он поворачивается сердито говорит): Зачем тогда просили поговорить, если не слушаете?
Танцовщица. Я же не просила говорить о крови. И о той ночи тоже.
Джентльмен. Хорошо, тогда я молчу. А если захотите — говорите с ним. (С усмешкой показывает на МАТРОСА).
НЕГР не слышит — он мурлычет себе под нос и следит за акулами. Длинная пауза. Плот медленно покачивается. Солнце палит.
Танцовщица(переходя на крик). О это безмолвие — я его не вынесу! Говорите же, говорите о чем угодно, только говорите! Я не должна думать! Не должна.
Джентльмен(с сожалением). Извините, милая леди. Боюсь, что был с вами груб. Я сам не свой, даже голову потерял. Ведь столько солнца и моря! Странно все это. А какая слабость — ведь мы так давно не ели, да и воды во рту тоже давно не было. (С тоской в голосе). О, только бы воды!
Танцовщица(падает на плот и колотит по нему кулаками). Ну, пожалуйста, не надо о воде!
Матрос(резко прерывая песню и поворачиваясь). Вода? У кого вода? (Облизывает пересохшие губы распухшим языком).
Джентльмен(поворачиваясь к матросу). Ты же знаешь — воды здесь ни у кого нет. (С раздражением). Украл у нас последние капли, так что же спрашивать?
МАТРОС отворачивается и снова начинает следить за акулами. Пение прекращается, воцаряется тишина, глубокая и напряженная.
Танцовщица(подползая к ДЖЕНТЛЬМЕНУ и хватая его за руку). Слышите, какая тишина? Словно в мире вообще никого. Так страшно! Что произошло?
Джентльмен. Слышу, но понять не могу.
Танцовщица. А, теперь я знаю. Ведь это он замолчал. Помните он пел свою странную заунывную песню — такие пост на похоронах? Я слышала столько всяких песен везде, где выступала, но такую впервые. Почему, по-вашему, он перестала? Или чего-то испугался?
