Офис Руководителя Североамериканских миссий представляет собой залитой голубым светом помещение. Находится офис в Северном Городе, который, в свою очередь, расположен двумястами сорока шестью футами ниже поверхности тундры на северо-западе Канады. Здесь до сих пор есть наземный вход, существующий уже несколько тысяч лет. Впрочем, если климат будет меняться нынешними темпами, от наземного входа придется отказаться еще в этом веке. Среди беспорядочно разбросанных валунов вход кажется обычной медвежьей берлогой. И, если вы не сальваянин, или не марсианин, говоря человеческим языком, — вы никогда не сумеете воспользоваться лифтом, расположенным, в этой берлоге. Лифт замаскирован сдвигающимся в сторону камнем, а камень придет в движение только в том случае, если электронный замок среагирует на определенную фразу, произнесенную по-сальваянски. К тому же, код периодически меняется.
Отказник Намир не был осведомлен об этом нововведении, и его настроение быстро испортилось. В самом деле, попробуйте-ка проторчать, трясясь от холода, несколько дней в медвежьей берлоге, дожидаясь, пока не появиться возвращающийся с миссии законный резидент и с обычной учтивостью не проводит вас в офис Руководителя.
Впрочем, так, в конце концов, и случилось.
Руководитель миссий Дрозма, едва увидев Намира, тут же спросил:
— Почему вы здесь?
— По закону от 27140 года, — сказал Отказник.
— Ага, — согласился Дрозма и позвонил, чтобы принесли прохладительные напитки.
Столетие назад Дрозма принес бы забродивший грибной настой и сам, но теперь он был болезненно стар и мучительно толст, а потому имел право на соответствующее обслуживание. Ему было уже более шести веков — возраст, которым могут похвастать немногие из марсиан. Дрозма родился в 1327 году по западному человеческому календарю — в том самом году, который видел смерть Эдуарда II Английского,[1] тринадцатью годами ранее выступившего против Роберта Брюса[2] в Браннокберне и кровью заплатившего за это. На морщинистой коже Дрозмы до сих пор были заметны рубцы — результат хирургической операции, которая более пяти веков назад сделала его физиономию достаточно похожей на человеческое лицо. Свое первое задание, связанное с человеческим обществом, он получил в 1471 (30471) году, обретя статус квалифицированного Наблюдателя во время войны Йорков с Ланкастерами.[3] Позднее он изучал жизнь трех южно-американских племен, и по сей день неведомых человеческой антропологии. В 30854 году он завершил «Историю тасманийцев», до сих пор являющуюся признанным марсианским научным трудом.
Однако теперь все его задания были уже в прошлом. По-видимому, он никогда больше не покинет свой офис, пока не отправится в последний путь. Помимо Руководителя миссий, он был так же Советником Северного Города, несущим ответственность перед несколькими сотнями его граждан и — после них — перед Верховным Советом, резиденция которого расположена в Старом Городе, на африканском континенте. Дрозма тащил груз оказанной ему чести с легкостью, а ведь во всем мире было всего лишь три подобных ему Советника — в Азия-Центре, в Олимпе и в самом Старом Городе. Еще совсем недавно Городов было пять. Мы не забудем Город Океанов… Впрочем, лучше думать о будущем или о глубоком прошлом…
В скором времени преемник снимет с Дрозмы его тяжелое бремя. Между тем, мысли Руководителя по-прежнему кристально-чисты и спокойны, словно каналы, вьющиеся в Нижних Залах Земли.
Отказник Намир молча смотрел, как Дрозма ласкает маленького орка, свернувшегося в клубок на коленях Советника. Орки — единственные животные, сумевшие перенести тридцать тысяч лет назад наш исход с медленно умирающего Марса. Зверек замурлыкал, облизал розовый мех, умыл мордочку и снова заснул.
— Недавно мы говорили о вас, Намир.
— Я знаю.
Отказник сел и взял напиток. Несмотря на возраст, в движениях и жестах его все еще сохранилось изящество. Дождавшись, когда улыбающаяся и суетящаяся девушка, принесшая напитки, поправит подушку Дрозмы и удалится, Намир продолжил:
— Один из ваших Наблюдателей узнал меня. Отчасти поэтому я и явился. Предупреждаю: не мешайте мне.
— Серьезно? Мы не боимся вас, Отказников. Я ценю доклады Кайны — она способный Наблюдатель.
Намир зевнул:
— В самом деле? Она упоминала Анжело Понтевеччио?
— Конечно.
— Надеюсь, вы не вообразили будто можете что-нибудь сделать с этим мальчиком?
— Во всяком случае, полученные сведения нас чрезвычайно заинтересовали.
— Ха! Это человеческий ребенок, а значит, потенциально испорченный. — Намир достал из кармана изготовленной людьми одежды изготовленные людьми сигареты и закурил. — Он разделяет мнение, что жизнь такова, как ее характеризует все эти человекообразные скоты, — отвратительна, груба и коротка.
— Оказывается, вы явились сюда с целью выразить недовольство человечеством.
Намир рассмеялся:
— Напротив, я испытываю жалость к этим тварям, но сама по себе жалость — не более чем скука. — Он небрежно перешел на английский. — Нет, Дрозма, я просто заглянул поздороваться.
— Через сто тридцать четыре года! Я с трудом…
— Так долго?.. Правильно, я же ушел в тридцать тысяч восемьсот двадцать девятом.