О, это ощущение свободы, охватывающее меня после ночного дежурства! Состояние равновесия. Чувство завершённости, правда, разбавленное усталостью после бессонной ночи, приправленное повышенным артериальным давлением и отфильтрованное немолодыми почками. И тем не менее. Кто никогда не дежурил по ночам, не поймёт мучеников, шаркающих домой после вахты. Эти страдальцы плывут против людского потока, задевая спешащих на работу натруженными крылами. Они презирают условности и несут на своём челе печать избранности. Всех ждут рабочие места, их встречают нетронутые постели. Я поставил бы ночным трудягам памятник, но, боюсь, мэрия никогда не выделит мне денег.
Пошатываясь от усталости, я плёлся домой по московским улицам. Ирония судьбы заключается в том, что мы стареем слишком быстро, не успевая привыкнуть к новой возрастной категории. В двадцать лет я мог не спать две ночи подряд, ища в спорах с друганами смысл жизни. В конце бессонного бдения, смысл жития был нами окончательно найден, но тут же утерян после нагоняя от возмущённых родителей. В тридцать лет после ночного дежурства я бежал на другую работу, а вечером на пару с женой ещё шлялся по гостям. В сорок лет я осознал, что две работы мне уже не потянуть. А сейчас даже представить страшно, что будет со мной, если я сейчас же не завалюсь под одеяло. Ещё бы. Мне, Всеволоду Андреевичу Крылову, врачу психиатру-наркологу, пятьдесят девять лет от роду и скоро я пойду на туалетное мыло. Хотя вряд ли, дай Бог, если на хозяйственное сгожусь. Память, пришпоренная на ночном дежурстве воспоминаниями, никак не хотела тормозить, напоминая норовистую лошадь, и выдала несколько табачных очередей из врачебной практики.
Нет ничего хуже, чем заниматься лечением никотиновой зависимости у детей и подростков. Самое, я вам доложу, бестолковое занятие. Поймали, допустим, такого Артёмку или Максимку десяти, двенадцати лет за сараями, где он вместе с такими же оболтусами курил, надувая щёки, стыренные у отца сигареты. Если семья попроще — ввалили ему ремня. Если поинтеллигентней — извели нотациями и показали страшные картинки с чёрными лёгкими и барахлящим сердцем. Внизу жуткие надписи: «Курение вызывает рак» или «Купи себе импотенцию». Парнишку такие картинки и слоганы пугают не больше, чем Змей Горыныч и Кащей Бессмертный вместе взятые. Видя подобное легкомыслие, родители хватают упирающегося отпрыска и волокут на приём к наркологу. А дальше начинаются чудеса.
В один прекрасный день я решил, что у меня самого начались проблемы с психикой. Ещё бы — тридцать шесть лет в малой психиатрии. Не шутка. Ставлю программу контент терапии малолетнему пациенту и выхожу на пару минут в коридор. Возвращаюсь и вдруг слышу самое настоящее хрюканье. По спине сразу поползли мурашки: «Вот оно, началось. Так и до палаты № 6 недолго. Плох тот психиатр, кому не удаётся сойти с ума». Я встряхнул головой, поковырял в левом ухе — вроде отпустило. Пошуровал в правом, взял себя в руки, пробубнил под нос клятву Гиппократа. Тишина и спокойствие. Потом снова раздалось хрюканье, да натуральное такое. Ну, думаю: «Приплыли. Не зря нам, психиатрам-наркологам, раньше молоко за вредность давали и отпуск у нас в полтора раза дольше, чем у большинства врачей». Заглядываю за ширму и вижу такую картину: мальчишка расположился в кресле в позе 69, то есть, там, где должна быть голова, находятся его ноги, а где по идее располагается в кресле пятая точка, белеет голова. Юный балбес в таком положении, конечно же, не может видеть экран телевизора, да это ему и не нужно. Он самозабвенно перехрюкивается по мобильному телефону с приятелем, который сидит за пределами кабинета и оказывает пациенту всяческую, в том числе и моральную поддержку. Видимо, вид у меня был немного всклокоченный и нервный, потому что при моём появлении юный хулиган свалился с кресла на пол и заныл, утирая слёзы: «Только бабушке не говорите. Она меня убьёт». Даже если он бросит курить, любой соседский пацан может взять его на слабо. «А слабо тебе, Максимка, закурить»? И Максимка тут же схватится за сигарету, чтобы всем доказать, что он уже достаточно взрослый, самостоятельный и правильный парниша. Лечить таких малолетних куряк — только время терять.
Но нет ничего легче и приятней, чем лечить курильщиков с большим стажем. Они начинают угрожать с самого порога: «Я курю уже пятьдесят лет и никогда не брошу. Пятьдесят лет! У меня в день уходит четыре пачки папирос. Четыре! Если я брошу курить, то сразу умру. Едва продрав глаза, я должен засандалить пять папирос. Пять! После такой «зарядки» я кашляю до рвоты, а перед глазами плавают и качаются зелёные круги размером с велосипедное колесо. Но без пяти папирос у меня не получается войти в рабочий режим. Ещё на свет не родился тот доктор, который избавит меня от никотиновой зависимости».
А вот и не угадал. Эта самая благодарная группа пациентов. Они так устали от запредельных доз табака, у них настолько мало осталось здоровья, что достаточно мелкого толчка и от глубоких затяжек останутся одни воспоминания.
