ПРОЛОГ. Зловещее сокровище
Дашеар – так назывался поселок, затерянный среди лесистых отрогов Рабирийских холмов. Сотня домов, шесть сотен обитателей… впрочем, после разразившейся колдовской грозы число жителей сократилось до трети прежнего количества. Выжившие (в основном дети и подростки) перебрались в соседнюю общину, угнав с собой часть домашней скотины и унеся то, что посчитали нужным в дороге. Теперь Дашеар стоял опустевшим, с наспех заколоченными дверями и окнами, закрытыми ставнями, дожидаясь возвращения хозяев либо участи, неизменной для любого покинутого жилья – постепенного разрушения. На полуночной околице городка высилась груда давно прогоревших бревен: здесь складывали погребальный костер для тех, под чьей жизнью этим несчастливым летом была подведена окончательная черта.
Однако незадолго до полудня могильное уныние брошенного поселка было нарушено.
Четверо верховых один за другим вынырнули из рощи на вершине холма, соседствовавшего с Дашеаром. Некоторое время они подозрительно изучали оставленное поселение, прежде чем спуститься вниз по склону и пересечь незримую черту, отделяющую людские владения от кромки леса. Всадники, судя по всему, относились к числу местных уроженцев. По человеческим меркам, возраст пришлецов колебался от шестнадцати до двадцати пяти лет, хотя в действительности каждый из них встретил, по меньшей мере, полсотни весен. В традициях гулей, живущих куда долее людского племени, такой срок означал крайнюю молодость, склонную к безрассудным поступкам и необдуманным решениям.
Предводитель маленького отряда определялся без труда – казавшийся несколько старше остальных молодой человек с выразительным и жестоким лицом, похожий на хищника, опасного и красивого. Он носил диковинное украшение: венец из переплетенных золотых и серебряных веточек, украшенный ярко сияющей каплей драгоценного камня – сапфира чистой воды из тех, что зовутся «звездчатыми».
Добравшись до главной улицы поселения, всадники придержали коней, настороженно озираясь по сторонам. Трое спрыгнули на землю, закружили между опустевшими жилищами, явно разыскивая что-то определенное, но при этом больше всего опасаясь наткнуться на кого-нибудь из уцелевших или вернувшихся местных жителей. В особенности их внимание привлекло множество следов подкованных конских копыт – память о наведывавшихся в поселок разъездах пуантенской легкой кавалерии. На лицах разведчиков появилось одинаковое выражение отвращения пополам с гневом, и один из них, пробормотав проклятие, сплюнул в пыль.
Человек, вернувшийся после долгой отлучки и обнаруживший свой дом разграбленным и изгаженным бандой грабителей, испытывал бы сходные чувства.
– Здесь, – один из лазутчиков указал своему напарнику на большой дом, стоящий наособицу на опушке соснового леса. Двухэтажное рубленое строение, обнесенное низким каменным забором, выглядело богатым, но словно окутанным невидимым облаком зловещего предостережения незваным гостям. Возможно, такое впечатление создавалось обилием резных узоров, оплетавших узкие окна, выступы, наличники и гребень крыши дома. Искусный орнамент складывался в изображения растений и сказочных животных, то ли сражающихся между собой, то ли затаившихся в ожидании доверчивой жертвы. – Бегите оба к Князю, передайте: мы нашли нужное место.
– А если он солгал, и тут ничего нет? – засомневался второй, опасливо косясь на молчаливое здание. – Или местные, уходя, забрали Его с собой?
– Твое дело доложить, Хайре, – рявкнул рабириец. – Или ты ждешь, пока Князь рассердится?
Судя по поспешности, с которой Хайре и его спутник бросились исполнять приказание, гнев Князя мог быть нешуточным. Оставшись в одиночестве, разведчик прошел через палисадник и поднялся на крыльцо загадочного дома. Внушительного вида дверь из дубовых досок, соединенных медными полосами, похоже, не так давно слетела с петель после страшного удара. Однако чьи-то руки водворили створку на место, мало того – проем крест-накрест пересекали две толстые доски, намертво приколоченные длинными гвоздями прямо к резной ободверине. Доски закрывали и окна первого этажа. Кто-то позаботился о том, чтобы сделать дом как можно более недоступным.
Гуль хмыкнул, поколупал ногтем блестящую шляпку гвоздя и взялся за топор.
Когда явились остальные, одна доска уже валялась в стороне, другая держалась на последнем гвозде, с пронзительным визгом уступившем, наконец, стали. Рабириец, взламывавший дверь, ударил ногой в створку. Тяжелая дубовая пластина рухнула внутрь. Перед распахнувшимся темным проемом, из которого повеяло скопившейся пылью, ароматом высушенной на солнце мяты и чем-то приторно-сладким, визитеры заколебались, оглядываясь на своего вожака.
– Ну, чего ждете? Моего благословения? – бросил тот с ленивой угрозой в голосе, присаживаясь на нагретые солнцем камни ограды. – Ищите, что вам велено. Найдете, позовите меня. Да не хватайте эту штуку руками, ежели руки дороги.
Лазутчики один за другим скрылись в недрах дома. Внутри что-то с грохотом упало, заставив лошадей встревожено застричь ушами. По ступенькам пронесся быстрый топот, заглушенный стенами голос вопросительно окликнул сотоварищей. Хлопнуло открывшееся наверху окно, кто-то с натянутым смешком посетовал, что в доме так темно – хоть перекидывайся летучей мышью. Внезапно из двери высунулась голова старшего из разведчиков, крикнувшего: