Глава 1. О том, что все и всегда идёт не так
Весь этот мир — шахматы (если только, конечно, это можно назвать миром). Это одна большая-пребольшая партия. Ой, как интересно! И как бы мне хотелось, чтобы меня приняли в эту игру! Я даже согласна быть Пешкой, только бы меня взяли… Хотя, конечно, больше всего мне бы хотелось быть Королевой!
Л. Кэррол "Алиса в Зазеркалье"
Я сопела, как насморочный ёж и, вывалив язык набок, старательно перерисовывала знаки из ветхого фолианта, то и дело перепроверяя — не приведи Тьма ошибиться! Не то что костей, пепла не соберёшь.
Книга, как водится, была не особо довольна нашим знакомством и все время пыталась отгрызть мне пальцы, бормоча на разные голоса что-то о кровавых жертвоприношениях. А вот и шиш ей! Этот трюк для первогодок, может, и сгодился бы, но нам, дожившим до третьего курса, такое уже не в диковинку — и не таких, знаете ли, видали. Я сама покусать и даже сожрать могу, если надо!
Так, вот тут линию и здесь чёрточку, и полукруг вести осторожно, отмерив ровно треть от предыдущего радиуса… Вот! Идеально! Встаю и ещё раз обхожу исчерченный пол, проверяя, чтобы нигде и ничего не смазалось (хоть наш мел и зачарован от подобной оказии так, что без специального заклятья не сотрёшь, а все одно удостовериться надо: отвлечётся какой остолоп из отдела поставки на чьи-то глаза или что пониже, а незадачливого демонолога потом собирают в коробочку али совочек — как повезёт).
Все идеально. Ну, разве я не хороша? Напевая себе под нос, оглядываю помещение. Ничего не изменилось: стеночки все также паутиной увиты, на полках препараты расставлены, паук Жорж знай себе жвалами щёлкает — белого кролика доедает, чертёж мой на полу мерцает, напитываясь силой. Иду по кругу, рассыпаю полынь, зажигаю свечи-пирамидки, пропитанные маслами мирры, корицы и калган-травы. Придёшь, дух иномирный, как миленький! И я получу-таки свой зачёт. Тогда они все увидят и поймут, что Чумазая Денька чего-то, да стоит!
Становлюсь в круг и прокашливаюсь. Решающий момент, как-никак, аж в туалет малёха захотелось — храбрость наружу просится. А что делать? Домой возвратиться и сызнова пропитываться там алкогольными парами? Не бывать тому! Вцепляюсь покрепче в учебник, чтобы не вырвался в самый неподходящий момент, очищаю мысли и завожу заклинание призыва на языке давно мёртвом и вечно живом. Они слетают с моих губ тяжёлые, чуть неповоротливые: говорить — словно ворочать камни, но знаки на полу оживают, наливаются иномирным светом, а мне большего и не надо.
По подвалу для практики пронесся шёпот, потом — порыв ветра, чуть ли не сбивающий с ног, замерцали свечи, ожили и вытянулись тени, и я обрадовалась, что все получилось.
Тогда-то, как водится, все и пошло наперекосяк.
И сколько раз ведь твердил старый Бал, мол, никогда не празднуйте победу до того, как она настала, но куда уж мне до его мудрости… В общем, я расслабилась и тут же ошиблась: капризный древний язык, так и норовящий подчинить себе говорящего, почувствовал слабину. В итоге, последние слова заклятья, должные закрепить результат, вырвались из моего рта исковерканными и неправильными. Итог предсказуем: вокруг все светится, полыхает, грохочет, а я лечу себе прямиком в паутину и думаю что, по крайней мере, помру быстро. Не придётся преподавателям объяснять, значится, что тут произошло — уже итог.
Вот и вишу, ножками в фирменных башмачках помахиваю, глаза зажмурила и все жду, когда явится Мрачный Жнец и проведёт меня туда, куда после смерти попадают все чернокнижники.
На этот счет много теорий, кстати. Вот и узнаю — вдруг там, правда, есть котлы?
— Признаться, я несколько обескуражен, — прозвучал прямо рядом со мной растерянный голос, — У меня впечатление, что здесь имеет место некоторое недоразумение. Вам там точно удобно, леди? Быть может, вас снять?
В моём представлении, Мрачный Жнец должен был сказать что угодно, но только не вот это вот. Немного помедлив, я все же с некоторой опаской приоткрыла один глаз… и, икнув, вытаращилась, как человек на горгону.
— Э… — не особенно высокоинтеллектуально, но меня можно простить: не каждый день в пентаграмме обнаруживается эльф, пусть и нечистокровный. Между тем, это был один из таких, молоденький совсем мальчишка не старше меня. Вполне такой антропоморфный на вид, но этих травоедов ни с чем не перепутаешь: уши длинные, глаза сияющие и чисто оливки, кожа белая, как снег, и сами по себе сложения изящного. Внешне на эдакое чудо посмотришь — и не скажешь, что вес вчетверо больше себя поднимать может, а между тем опасные они твари, эти остроухие.
Даже хорошо, что в нашем мире не водятся.
— Леди? — повторил эльф мягко, — Позволите помочь вам?
— Изыди, — буркнула я, — Я знаю, что это иллюзия! Пшёл из моей пентаграммы, кто бы ты ни был!!
— Хорошо, — немного растерянно согласился парень и шагнул вперёд.
Сквозь защитные письмена и контуры, сквозь круги, он, бесы раздери, просто взял и вышел!
— Ты кто? — спросила я слабым голосом.
— О, — он разулыбался, показав как-то подозрительно выступающие резцы, и отвесил какой-то текучий, нездешний поклон, — Меня зовут Мер, а вас?
