— До встречи, милая, — сказал Сероглазый, поцеловав ее на прощание. Бесспорно, она была красивейшей женщиной в мире. Еще не вполне проснувшаяся, она смотрела на него из-под прикрытых ресниц, улыбаясь так, как умела только она — доверчиво и беззащитно. Изгиб ее руки, лежащей на одеяле, был переполнен природной грацией дикой кошки или пугливой серны. Ее волосы, в которые мастер только что зарылся лицом, пахли лесом, ветром и чем-то еще — неуловимым, но таким влекущим…
Он понял, что если задержится рядом с ней еще на мгновение — то будет не в силах уйти от нее. Просто не сможет — хотя бы и сославшись на свое смутное предчувствие, легкое ощущение неотвратимости того, о чем нельзя говорить и даже думать…
— До вечера, — просто сказала она, коснувшись рукой его лица.
Что ж, так тому и быть.
«Едины вечность и душа — и замкнутый в кристаллы мир…»
Сероглазый поспешно поднялся с колен и, толкнув тяжелую дверь, шагнул за порог своего дома — чтобы привычно пройти по узенькой городской улочке, ведущей к пристани — туда, где взлетали к небу белые крылья парусов и громко кричали матросы. Утрений гомон города не мог оставить равнодушным человека из далекой провинции, а ему был привычен и знаком с детства.
Обогнув угловой дом, сложенный из красного кирпича, мастер отпер огромным бронзовым ключом дверь своей мастерской и вошел внутрь. Мальчишка-подмастерье всё еще не пришел, и можно было поработать в тишине и спокойствии. Клиенты начнут приходить позже — а сейчас…
Сероглазый вытянул на свет божий последний алмаз для волшебной тиары герцога, нащупав его своими тонкими нервными пальцами — пальцами музыканта или ювелира — в плоском ящике, обитом изнутри черным бархатом. Строй граней драгоценного камня преломлял первые солнечные лучи, играл с ними, выстраивая пробную радугу на стене мастерской. Зрелище заслуживало того, чтобы им любовались достойные.
Когда тиара будет закончена, слава о новом удивительном мастере разнесется по всему Побережью — и многие достойные и знатные люди, польстившись на небывалые доселе игрушки для своих услад, заплатят мастеру цену, равную той, что заплатил герцог, — а то и выше.
…Сначала площадь огласил многоголосый крик, в котором слились воедино боль и ужас, ужас и боль. Голоса птицами метались от одной стены к другой — и Мастер, кинувшись к окну, увидел, как половина площади на глазах превращается в ничто, в nihil, в пустоту; как рушатся под неудержимым напором этой пустоты здания; как вспучивается щербатая каменная мостовая и как растворяются в серой дымке пристань и корабли.
Воздух заревел подобием иерихонской трубы — и ударил тараном по одному из домов с такой силой, что тот просто сложился — как карточный домик под ногой ребенка. В следующую секунду Мастер кинулся к двери но опоздал.
Потолок бросился на него сверху, прижимая к земле, и равнодушно отрезал ноги чуть выше колен одной из острых каменных плит. Сознание на несколько мгновений милостиво померкло, позволив мастеру не умереть сразу.
Придя в сознание и отогнав усилием воли кровавые пятна, мелькающие в глазах, Сероглазый рвался, рвался из-под обломков, ломая руки о нагромождения серых камней, чтобы успеть вернутся к собственному дому и спасти ее, ее, Ее — во что бы то ни стало. Он бился под камнями — до тех пор, пока в глазах не потемнело от нехватки воздуха и от дикой, непереносимой боли. Во рту стало солоно, а в сердце — черно и пусто.
По его телу пробежала первая торопливая конвульсия — и в этот миг сжалившийся Творец положил конец его мучениям, смахнув в небытие вторую половину мира…
* * *
Мастер посмотрел на прекрасно ограненный кристалл, протер его суконкой и с гордостью отложил в сторону, на видное место. Камень стал безупречен. Он займет место, которого достоин, увенчав тонкую серебряную корону графини Де'Тхол. Корона эта обошлась графу в целое состояние — и мастер вложил в нее весь свой Дар, все свое умение, всё своё искусство. Граф не пожалеет ни унции золота, отданного мастеру, когда увидит свою жену в этой короне. Густые, иссиня-черные волосы волной упадут на хрупкие плечи, оттеняя живой красотой возвышенную и холодную красоту серебра и металла, и юная графиня встанет рядом с графом на балконе, улыбаясь своему избраннику и повелителю той же улыбкой, что и год назад, на свадьбе.
Так будет завтра, а пока — нужно обработать мелкие камни. Мастер прищурился, затаив улыбку в уголках губ, — и потянулся за следующим драгоценным камнем, огранка которого внушала ему сомнение.
Новый Дайниарт приближался к часу своей гибели.
