Эдуард Лимонов
ЮБИЛЕЙ ДЯДИ ИЗИ
Теперь я знаю, как они становятся Мейерами Ланскими или Лемке-бухгалтерами. Я увидел своими глазами. Я присутствовал на одном из эпизодов "Крестного отца", проигранном передо мною жизнью.
Я застрял той весной в Лос-Анджелесе. Я и Виктор сидели в русском ресторане "Мишка" на Сансэт-бульваре, пили водку, и он сказал мне: "Я еду на юбилей к дяде Изе, поехали со мной. Не пожалеешь. Уверен, что тебе будет интересно. -- И увидев скептическую гримасу на моем лице, выдал мне справку: -- Дядя Изя -- мультимиллионер и мафиози. Доказать это, наверное, никакой суд не сможет, но сам факт, что он, приехав пять лет назад из Кишинева, сделал огромные деньги в констракшэн-бизнес, говорит сам за себя. Всем известно, кому принадлежит в Штатах констракшэн-бизнес..."
По непонятным мне причинам адвокат Виктор опекал меня и считал почему-то своей обязанностью меня развлекать. Ловкий, циничный или желающий казаться таковым, злой, Виктор гордился своей профессией. Неизвестные мне деловые операции связывали его с хорошо откормленными типами в расстегнутых до пупа рубашках и золотыми цепями вокруг красных шей, время от времени подходивших к нашему столу, чтобы с ним поздороваться. "Поехали, -- продолжил он соблазнение, -- посмотришь, как евреи выебываются. Он себе целый замок построил над обрывом, этот старый козел! Бассейн, по дому снизу доверху по всем пяти этажам лифт ходит... Слуги, растения..." -- И, стряхнув пепел с "Марлборо", Виктор хрипловатым голосом пропел несколько строчек воровской русской песни:
-- Там девочки танцуют голые, Там дамы в соболях. Лакеи носят вина, А воры носят фрак!
Мы встали и направились к выходу через весь шумный ресторан "Мишка". На сцену как раз вышла полупьяная певица Галина, и публика, состоявшая в основном из евреев-эмигрантов, шумно захлопала. У исполнительницы русских и цыганских песен был хороший голос, высокая и красивая, она пользовалась популярностью. Начинался еще один вечер в "Мишке".
"Ха, сейчас ты увидишь еще более густую смесь..." -- сказал Виктор, когда мы оказались за дверью. И Виктор поморщился. Непонятно было. нравится ли ему густая смесь или он осуждает. Или ей завидует.
Его мощный серый "крайслер" доставил нас вверх, на холмы, выше лос-анджелевского смога, туда, где живут богатые. Когда мы выехали на черный асфальт частной дороги, лишь по одной стороне которой на низвергающемся в долину крае обрыва возвышались жилища тех, кто сделал свои деньги пошел дождь. Тихий и мягкий, но тропически густой, он быстро закрасил переднее стекло. И Виктор включил щетки. Примитивные роботы, заменяющие труд клошара с тряпкой в черных руках, сгибаясь худыми коленями саранчи, монотонно исполняли свои упражнения. Снова и снова.
Мы прибыли далеко не первыми. Прыщавый толстоногий юноша в джинсовых шортах, с красным флажком в руках, рассеянно заметался, пытаясь отыскать для нас место парковки. Уже несколько десятков автомобилей скатывалось вниз вдоль дороги, уткнувшись мордами в тщательно забетонированный срез скалы или в полутропические мексиканские кустарники. Мы отдали "крайслер" юноше, Виктор взял с заднего сиденья сверток -- подарок, и мы пошли к замку дяди Изи. Короткий дождь прекратился. Остро пахло мокрым лимоном в жарком банном воздухе. Только два этажа возвышались, облицованные розовым мрамором или подделкой под мрамор, над уровнем дороги.
"Похоже на мавзолей или баню..." -- шепнул я Виктору. Мы взошли по ступеням. У широко раскрытых высоких двустворчатых дверей в дом стояла крупная дама с живым потрескавшимся лицом, обильно украшенным золотом. Золотые массивные серьги с зелеными камнями (изумруды, предположил я), а в полутьме ее рта приветливо мелькнуло еще несколько золотых пятен.
"Поздравляю, Роза, с новорожденным! -- сказал Виктор, поцеловав даму в щеки и потом в губы. -- Вот привез вам писателя".
Дама Роза улыбнулась нам всем лицом: тяжелым подбородком, подведенными синими глазами, жирной губной помадой стареющей еврейской красавицы. В свое время она была, без сомнения, "гуд бэд джуиш герл", -- была строптивая и любвеобильная, но, отгуляв свое, утомившись, вышла замуж за бизнесмена Изю, нарожала ему детей и сейчас иронически, но прилежно выполняет роль хозяйки дома, матери и жены.
"Здравствуйте, писатель! -- сказала она. -- У нас сегодня будет целый стол писателей и журналистов. -- Она назвала фамилии редактора русской газеты, издающейся в Лос-Анджелесе, редактора русского журнала, издающегося в Израиле, и еще пару фамилий, совсем мне неизвестных. -- Спускайтесь вниз, "сам" должен быть в большой гостиной или у бассейна".
Через открытые двери зала, в котором мы находились, я смог разглядеть еще по меньшей мере два зала, обильно заставленных шкафами с посудой и хрусталем, устланных коврами и сверкающих свеженатертым паркетом. Юноша в белой паре, с галстуком и почему-то в ермолке, приколотой к волосам, открыл перед нами тяжелую дверь лифта. Мы поехали вниз, Виктор, прижимая к бедру подарок.
Из лифта мы вышли на террасу, уставленную рослыми пальмами в кадках. Посередине террасы голубел обширный бассейн, а в нем покачивалась надувная шлюпка. Вокруг бассейна, у пальм, стояли группами гости. Терраса вся висела над туманной долиной, на дне которой, неразличимый сейчас, должен был находиться, по моим расчетам, Лос-Анджелес. От бездны террасу ограничивал металлический забор с перилами, достигающий уровня груди взрослого человека.