ВЯЧЕСЛАВ РЫБАКОВ
ВОЗВРАЩЕНИЯ
Все мы выросли из Быковского спецкостюма...
Посидеть за столом с нормальными хорошими
людьми, не слышать ни о долларах, ни об акциях,
ни о том, что все люди скоты... Ой, когда же я
отсюда выберусь!..
А. и Б. Стругацкие. "Стажеры"
Подкатил громадный красно-белый автобус. Отъезжающих пригласили садиться.
- Что ж, ступайте,- сказал Жилин.
Высоченный седой старик, утопив костистый подбородок в воротнике необъятной меховой куртки, исподлобья смотрел, как пассажиры один за другим неторопливо поднимаются в салон. Кто-то легко, от души смеялся, кто-то размашисто жестикулировал, до последней секунды не в состоянии вырваться из спора; кто-то, азартно изогнувшись, наяривал на банджо. Пассажиров было человек сто.
- Успеем,- низким, хрипловатым голосом проворчал старик.Пока они все усядутся...
Третий - уже не старый даже, а просто маленькая, сморщенная, сутулая почти до горбатости мумия, укутанная в плотный теплый плащ и плотный теплый шлем с наушниками,- нелепо запрокинув голову, озирался вокруг. У него были по-молодому живые, но совершенно несчастные глаза. Он словно прощался.
- Ax, да пошли, Алексей,- проговорил он надтреснуто.- Что ты Витю мучаешь? Это еще минут на пятнадцать, не меньше.
- Я никуда не тороплюсь, Григорий Иоганнович,- поспешно сказал Жилин. Крохотное лицо мумии скривилось в иронической гримасе: мол, говори-говори, все мы знаем, что такое чувство такта и жалость к тем, кто одной ногой в могиле.
Огромный и словно чугунный Алексей вынул правую руку из кармана куртки и медленно провел ладонью по редеющим седым волосам.
- Пожалуй...- раздумчиво сказал он.
- Ну, конечно,- сказал его спутник; чувствовалось, что он с трудом сдерживает возбуждение.- Уж ехать, так ехать. Как это у вас говорят? Долгие проводы - лишние слезы!
Алексей покосился на него своими чуть выпученными глазами, в стылой глубине которых проскользнуло едва уловимое недоумение.
- У кого это - у вас? - медленно спросил он. Григорий Иоганнович не ответил. Он смотрел в небо - чистое, синее, без единого облачка, даже без птиц; над аэродромом их разгоняли ультразвуковыми сиренами. Смотрел так, будто и небо это видел в последний раз.
Алексей выждал несколько мгновений, потом повернулся к Жилину.
- Ладно,- повторил он.- В конце концов, не на век едем. Путь, конечно, неблизкий, но, думаю, к вечеру-то уж мы обернемся,- шумно втянул воздух носом.- Тойво, как я понял, дело разумеет.
- Я, Алексей Петрович, вас в гостинице дождусь,- ответил Жилин.- Сниму пару номеров... вы же всяко с дороги устанете. Отоспимся здесь, а уж утром двинем обратно.
- Резонно,- коротко одобрил Алексей Петрович. Еще выждал. С каким-то сомнением покосился на Григория Иоганновича,- но тот так и смотрел в небо, и во взгляде его были тоска и недоговоренность.- Пошли. До свидания, бортмеханик.
- До свидания,- ответил Жилин и неловко шевельнулся, готовясь к прощальному рукопожатию; но Алексей Петрович уже снова упрятал обе руки в-глубокие карманы куртки, а Григорий Иоганнович тяжело опирался обеими руками на трость. Тогда Жилин просто улыбнулся.- Спокойной плазмы.
- Не на век уезжаем,- упрямо повторил Алексей Петрович.
Жилин не трогался с места, пока они шли к автобусу - один неторопливо и громоздко вышагивал медленным, грузным, вечно угрюмым Големом; другой семенил рядом, заметно прихрамывая и далеко выбрасывая вперед свою замечательную трость, к которой за все эти годы так и не смог привыкнуть. Друзья, думал Жилин. Какие друзья. Сколько лет, сколько мегаметров... сколько потерь и эпох - а они все друзья. Даже завидно. Он досмотрел, как Алексей Петрович помогает своему спутнику вскарабкаться по низким, широким ступеням; на ум в миллионный раз непроизвольно пришло знаменитое "Быков есть Быков. Всех немощных на своих плечах" (Юрковского нет так давно, что уже почти не больно его вспоминать - а фраза не старится, и даже мальки с первых курсов, поймав ее невесть откуда, чуть стоит кому из них отличиться, хлопают героя по спине: Быков есть Быков!..). Потом пологий трап беззвучно, как во сне, утянулся внутрь; плавно сомкнулись створки широких, как триумфальные арки, дверей автобуса - и автобус вздрогнул и покатил, широкими протекторами расплескивая воду из рябых от ветра луж. Тогда Жилин повернулся и пошел к правому крылу аэропорта, где располагалась гостиница.
Автобус набирал ход. Быков неподвижно, невозмутимо сидел, глядя пустыми глазами в пространство и уложив на спинку никем не занятого переднего сиденья испещренные старческими веснушками ладони, тяжелые и крупные, как весла. Григорий Иоганнович то и дело оглядывался на летящую в прошлое грациозную игрушку аэропорта, сверкающую ситаллопластом; потом автобус чуть повернул, и ее заслонили пушистые, как клубы светло-зеленого дыма, элегантные криптомерии и величавые, огромные свечи разлапистых лузитанских кипарисов. Невесомо взмыв на развязке трасс, автобус перемахнул через широченную грузовую автостраду, по которой, с нечеловеческой точностью блюдя интервалы, двигалась бесконечная вереница большегрузных атомокаров-автоматов. Молнией стрельнул за окнами дорожный указатель, информация с которого давно уже высветилась на репитерах подлокотников: "Желтая Фабрика - 6 км. Пулковская обсерватория - 11 км. Шушары - 15 км". Только после этого Григорий Иоганнович успокоился; он откинулся на спинку сиденья, запрокинул голову и закрыл глаза, будто решил подремать. Красиво загорелый беловолосый молодой водитель, на миг обернувшись в своей прозрачной кабине, сверкнул Быкову улыбкой, но взгляд его был вопросительным, чуть тревожным Быков в ответ едва заметно кивнул: дескать, все в порядке, жарь дальше. Водитель отвернулся.