На протяжении всего рассказа Кане не проронил ни слова. Он почти не шевелился, откинувшись спиной к стене, прикрыв глаза, ровно в полусне, хотя Шагалан доподлинно знал, что ни о какой дреме сейчас и речи нет. Вместе с ним и мастером в землянке находился Дайсар. Этот, напротив, не ленился уточнять и переспрашивать, будто добиваясь идеальной отточенности повествования. Дайсара успели перехватить уже на берегу, когда тот готовил лодку к очередному пересечению пролива. Меньше повезло со Скохой — он отбыл в направлении Гердонеза позавчера. Сам Шагалан заявился в лагерь под вечер, измученный до крайности. Видя такое его состояние, расспросы отложили до утра, к тому же юноша, не дотерпев до ужина, сразу заснул.
Шагалан рассказывал все подряд, от первого до последнего дня своего затянувшегося путешествия, без вырезок и сокращений. Он как бы вываливал перед соратниками целиком накопившийся запас сведений, уверенный — те сумеют грамотно его рассортировать. Сдержался лишь на своих любовных похождениях, к делу это все равно не относилось. Достаточно того, что при упоминании Танжины Дайсар как-то подозрительно хмыкнул. Настаивать на подробностях, впрочем, не стал, перенеся, очевидно, на более удобный момент.
Концовка похода выдалась не слишком радостной. Добравшись до моря, разведчик обнаружил, что лодку благополучно украли. Вероятно, он отсутствовал чересчур долго и местные бродяги сочли ее бесхозной. Пришлось сначала обшарить пустынное побережье в поисках пропажи, а затем повторить все, разыскивая уже хоть какую-нибудь подходящую посудину. Когда же не без угроз и мордобоя замена нашлась, своенравный пролив разразился обычным в эту пору штормом. Еще два дня Шагалан просидел на берегу в кустах, чьи голые ветви защищали от дождя не лучше дорожного посоха. Вымокнув и замерзнув до костей, юноша наконец разглядел в сплошной свинцовой пелене крохотный просвет и решился незамедлительно переправляться. Проскочить удалось лишь до середины пролива, дальше выпало штормовать. Неудивительно, что в лагерь он ввалился оборванным, шатающимся привидением. Благо напугать здесь можно было исключительно редких женщин.
Завершив рассказ, Шагалан умолк. Дайсар тоже молчал, украдкой косясь на мастера. После нескольких минут тишины Кане открыл глаза, как всегда безупречно ясные и спокойные.
— Я все понял. Ждешь оценки своих трудов? А как сам на них смотришь?
— По-моему… сравнительно неплохо, учитель, — ответил Шагалан.
— Неплохо? — воскликнул Дайсар. — Да это же самое успешное предприятие за год! Мы уже и надеяться перестали зацепить неуловимого Сегеша, разве не так? С какого только боку не подходили. А тут даже им одним не ограничилось! Парень ведь и Нестиона в деле проверил, и этого… Ааля обезвредил. Чего же еще желать?
Мастер уперся взглядом в Шагалана.
— Ты согласен?
— Не до конца.
— Однако внешняя канва событий соответствует именно восторгам Дайсара. Что же смущает?
— Сложно объяснить, учитель… — Юноша потер виски, собираясь с мыслями. — Было время там, на побережье, дрожа в кустах, обдумать впечатления… Вы правы, факты выглядят благополучными: всего достиг, со всеми совладал. Ну, бежала пара подручных Ааля, но они ранены, да и не потянут уже возрождение такой системы предательства. Вдобавок улизнул Гонсет.
— Если бы ты, брат, для полного счастья завалил и его, — буркнул Дайсар, — следовало бы озаботиться покупкой гранита на памятник герою.
— Да, — кивнул Шагалан. — И я так полагал. Сам успокаивал Кабо, когда обнаружился побег наместника. Прежде ошибались другие, нынче промахнулись мы… Что страшного, в конце-то концов? Жизнь идет, мы целы, Гонсет тоже, отыщется случай схлестнуться. И наверняка не единожды… Тем не менее, что-то тяготило. Пожалуй, лишь на днях сумел разобраться.
— И что ты понял? — все тем же ровным голосом спросил Кане.
— Понял… я подарил Гонсету шанс, учитель. Невольно, разумеется, подарил. Мы впервые отважились на открытые, активные действия, многого достигли, зато и обозначили себя. А этот мелонг… Про него болтают всяческие небылицы, одна чуднее другой. В Галаге же мне внезапно почудилось… такой человек способен даже на большее. То, как он ушел от покушения… Мистика здесь ни при чем, но и впрямь пахнуло какой-то дьявольщиной.
Дайсар пожал плечами.
— Талант. В своем роде. Мы давно про него знали, и что?
— Талант, — согласился Кане. — А то и гений. Этакий поэт тайных дел. Обращу ваше внимание, друзья, на его идею с ватагой Ааля. Никогда не слышал раньше ни о чем похожем. Испокон веку захватчики борются с повстанцами, не стесняясь в средствах, уповая как на силу и жестокость, так и на золото с предательством. Но столь неожиданный маневр… Создать собственную ватагу, обеспечить ей безопасность, успех, а то и пожертвовать кем-то из сторонников ради завоевания авторитета? Возможно, план и не совершенен, однако подобное сочинил бы далеко не каждый. Гонсет легко нарушает любые традиции и нормы, сковывающие разум. Редкая раскрепощенность вкупе с мощным интеллектом и опорой на широкую сеть осведомителей… Чрезвычайно грозный противник.
— Вы полагаете, учитель, Гонсет в состоянии раскрыть нас и наши намерения? По одной вылазке Шагалана?
