Луговской Александр Петрович.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Рассказ
Родился в 1952 г. в селе Ука Карагинского района на Камчатке. В Карелии живет с 1969 г.
В 1970 г. окончил школу в г. Сортавала, а по окончании службы в рядах Советской Армии поступил в Петрозаводский государственный университет им. О. В. Куусинена, который и окончил в 1978 г. по специальности история. Работал школьным учителем в Пудожском районе КАССР.
В настоящее время - журналист.
Ночь кончалась. Над смутным горизонтом расцветал по-осеннему влажный восход. Наконец взошло солнце. Его луч, еще не яркий, тронул небольшое кучевое облако, недвижно висевшее над озером, зажег на воде дорожку, протянувшуюся от края до края серо-зеленой поверхности.
Остров, сонно дремавший в озере, дрогнул и неясным движением потянулся к Востоку. Над водой послышался глухой и мощный гул, который, не встретив препятствий, замер тут же, без эха. Солнечные нити коснулись вершин деревьев, растущих даже на голых скалах, и вершины нежно и мягко вздрагивали, как от неожиданного, но любовного утреннего прикосновения. Листья и хвоинки потянулись навстречу свету, ветви шевельнулись, и теплая радость наступающего дня потекла по стволам деревьев, через их корни в недра острова.
Остров еще раз дрогнул, уже просыпаясь, радостно качнул ветвями деревьев. Над водой вновь разнесся гул, так похожий на грозовой. Больше тишина сентябрьского утра не нарушалась ничем.
Только легкий осенний ветерок, дующий с Юга, чуть шевелил осиновые пряди неподалеку от Скалистого берега. Но вот трава, еще не успевшая пожухнуть, принесла ощущение ритма: кто-то шел через лес. Без дороги. Зашевелились, раздвигаясь, плотные ветви деревьев над маленьким лесным болотцембочажкой, что находилась на пути идущего. Глубокий водяной глаз посмотрел на прохожего и узнал его. Радость узнавания перемешалась с удивлением: был слишком ранний для людей час.
И было очень хорошо оттого, что именно этот человек в столь ранний час идет здесь, вдали от всех. Остров любил маленького человека, живущего на нем, большом и сильном. Любил касаться его хрупких девичьих плеч пушистыми руками берез. А иногда делал ему подарки, которые тот принимал с радостью. Вчера он уронил к его ногам лист тополя, который пришлось нести от самого поселка, напряженно управляя все время непослушным ветром. Человек поднял сверкнувший маленькой радугой дрожащий лист и с благодарностью прижался щекой к белой коре молодой березы... Иногда остров поверял ему свои тайны, делая это ненавязчиво, но смело, веря, что тайна эта в надежных руках. Остров понимал этого человека, как музыкант понимает душу скрипки.
Вот и сейчас человек подошел к той же березе, припал к ней, такой слабый и беззащитный. И острову стало больно: человеку, которого он давно уже считал своим другом, было плохо. А остров, как все острова в мире, чужую боль переносил, как свою. Деревья закачались.
Среди вершин родился звук такой низкий, что человеческое ухо не в состоянии было его услышать. Возмущение передавалось окружающей воде, и звери, пришедшие на водопой к озеру, удивленно фыркали на волны, которые бежали не как принято - к берегу - а от него.
Южный ветерок неожиданно принес грозовой фронт.
Гроза обещала быть по-осеннему сильной. Острову стало жаль маленького человека, и он решил защитить его от дождя. Тепло, скопившееся за лето в граните и диабазе, переместилось к поверхности и нагрело воздух. Гроза дождливой синью ткнулась в него и, сломавшись, стала обтекать теплый восходящий поток. Остров плавно качнулся, словно глубоко и удовлетворенно вздохнул.
В эту минуту он казался себе тем мудрым седым старцем, что когда-то давно долгими часами смотрел в темную гладь озера, которое тогда еще не имело названия.
Маринка, поправив поясок на слишком легком для начавшейся осени платье, бросила штормовку на покрытый оранжевым мхом валун и присела на него. Несостоявшаяся гроза откатилась и почти неслышно погромыхивала где-то у горизонта. Здесь же, на берегу, стояла сонная тишина, изредка прерываемая таинственным треском лопнувшей колючки.. Скользящие по воде солнечные блики слепили глаза и мешали Маринке перечитывать письмо, полученное вчера.
Маринке было грустно.
"Как же так? - думала она, - так не может быть. Ведь он любит меня. Не может быть, чтобы не любил. - Маринка подняла глаза. В двух метрах от валуна, на котором она сидела, берег круто обрывался, уходя в воду.
Вода была недвижной и почти черной. - А остров? Нельзя же не любить этот чудный зеленый остров. Не может быть, чтобы это можно было просто взять и забыть. Ведь он сам мог часами смотреть с дальней скалы на Красный скит, когда из-под закатных туч на него светило багровое солнце. А Белый скит, стоящий среди мрачного леса?
А Скалистый берег и тихая мелодия уходящей вдаль призрачной полоски островов? Да и разве можно любить меня и не любить остров? Не может быть. Но тогда зачем это письмо, в котором он зовет меня в Ленинград? Почему он не приедет сам? "Если любишь меня- приезжай". Зачем же это письмо с таким ультимативным концом? Зачем?"- задумчивые глаза девушки сделались печальными, а губы напряглись и собрали небольшую капризную складку на подбородке. Два года назад, когда она, получив аттестат, устроилась работать смотрителем в местный музей, на остров приехал Игорь. Он, будущий гид-переводчик, только что закончивший третий курс университета, приехал сюда на лето водить экскурсии. Игорь был высок, красив, и Маринка влюбилась в него. Влюбилась сразу, с первого взгляда, как все девчонки. И еще Игорь умел рисовать. С его легкой руки она поступила на историческое отделение и теперь представляла себя в будущем только сотрудником островного музея-заповедника.
