Воспоминания эти записаны мною со слов престарелого провинциального антрепренера, Николая Ивановича Иванова, справившего уже давно пятидесятилетний юбилей своей театральной деятельности. В настоящее время, это самый старый русский актер, бывший очевидцем первых шагов провинциальных сцен и способствовавший с редкой энергией их широкому развитию. Он исколесил положительно всю Россию и везде был желанным гостем, так как его труппа всегда отличалась прекрасным составом. Иванов умел ценить таланты, умел их найти и группировать, — в этом его главная заслуга. С его легкой руки и пошли в ход многие знаменитости и столичные сцены обязаны ему не одним десятком даровитых актеров, силы которых окрепли на подмостках его театров.
Всю свою долгую жизнь Николай Иванович провел в беспрерывных путешествиях по градам и весям Российской империи. С удивительной быстротой он переезжал из края в край своей родины, услаждая земляков театральным зрелищем. Антрепренерствовал он преимущественно в поволжских городах, но был и в Сибири, и в Привислянском крае, и даже на таких лечебных курортах, как Гапсаль, Эзель и проч. Поименовать все города, в которых он играл, значило бы — перечислить добрую половину «росписи населенных мест России», а потому ограничимся только главными: Казань, Оренбург, Архангельск, Екатеринбург, Ирбит, Омск, Томск, Рига, Ревель,
Ярославль, Рыбинск, Нижний Новгород, Динабург, Витебск, Кострома, Тверь, Новгород, Самара, Саратов, Симбирск и многие другие.
В его памяти сохранились подробные воспоминания о прожитом времени, пестром по разнообразию впечатлений, встреч и знакомств. Имена и факты он передает с отчетливостью, достойною удивления, если принять во внимание его восьмидесятилетний возраст, относительно же хронологии — этого сказать про. него нельзя: цифры весьма туго поддаются его припоминанию, а потому во многих местах приходится прибегать к приблизительному времени. Впрочем, это нисколько не мешает занимательности воспоминаний старейшего антрепренера, близкого приятеля П.М. Садовского, Д.Т. Ленского, И.В. Самарина, В.И. Живокини, а отчасти В.В. Самойлова, М.С. Щепкина, Павла Васильева, и многих других артистов.
М.В. Шевляков
Мое происхождение. — Отец. — Пребывание в Костроме. — Кадетский корпус. — В.Е. Обрезков, антрепренер-помещик. — Генерал А.С. Карцев. — Первое посещение театра. — Дебют в опере «Русалка». — Мой первый заработок. — Поступление в актеры. — Учительство. — Домашний театр Карцева. — Арест.
Мой отец, германский подданный Жиоф, в начале нынешнего столетия был владельцем большой фабрики в Москве, которую унаследовал от своего отца, поселившегося в России вместе с своим семейством в конце прошлого века. На этой фабрике выделывали берды — инструмент для тканья полотна. По роду промышленности — моего отца москвичи называли Бярдниковым, и кличка эта так привилась, что, после 1812 года, отец выбрал ее своею фамилией при переходе в российские граждане, который состоялся согласно высочайшему указу о принятии иностранцами подданства России или немедленного выезда из нее.
Перед вторжением в Москву французов, отец вместе с моею матерью и мною, тогда грудным младенцем, отправился в Кострому. Фабрику свою он, разумеется, оставил на произвол судьбы. В достопамятный пожар она сгорела дотла, совершенно разорив отца, потому что в огне погибло все ценное и необходимое для продолжения работ, если бы он захотел, по истечении тяжелого времени, приняться за свое дело опять. Он ничего не мог спасти, при торопливом выезде из Москвы, кроме небольшого пакета с наличными деньгами, которых не хватило бы ни на какое, даже самое скромное, начало фабричной деятельности. Таким образом, отец принужден был бросить всякие попытки стать на прежнюю дорогу и продолжать безбедное существование.
В силу материальных стеснений, пришлось остаться в Костроме совсем и перебиваться с копейки на копейку, тем более, что вывезенный из Москвы капитал приходил к концу и нам грозила нищета, а между тем семейство наше с каждым годом увеличивалось и предъявляло отцу все большие и большие требования. Внимая голосу нужды, отец пристроился на какое-то малооплачиваемое место и занимал его до самой смерти, случившейся в начале двадцатых годов, когда я был еще подростком.
Не задолго до своей кончины, отец отдал меня в кадетский корпус, который временно находился в Костроме. Этот корпус со всеми своими воспитанниками в двенадцатом году был переселен из Москвы в наш город и, по истечении сравнительно большого времени, снова был водворен в свое прежнее московское помещение. В Костроме он занимал большое здание на нынешней Кишиневской, а в то время Русиной, улицы, которое впоследствии было перестроено в театр, впрочем, существовавший весьма непродолжительное время.
Вскоре по поступлении моем в корпус, вышел приказ, в котором говорилось, что в корпусах могут учиться только дети потомственных дворян, а так как я значился купеческим сыном, то меня уволили в числе прочих несчастных разночинцев. Проучился я всего на всего семь месяцев и этим ограничилось мое образование. Значит, всю жизнь я руководствовался только теми премудростями, которые мог усвоить в этот короткий период времени.
