Какое все-таки сегодня пронзительно бескрайнее небо. Боже, его синева так и ударила по моим глазам. Я слегка усмехнулся и неторопливо залез на повозку. А куда мне спешить? Я главное действующее лицо на предстоящем празднике жизни. Без меня ничего не начнется. Роман Аркадьевич, это я о себе говорю, как же сегодня и без вас? Непорядок, Ромка, непорядок. Да пошло оно все! А почему так интересно молчат горожане? Что им мешает выплескивать свои эмоции? Я ждал от них проклятий, да вы хоть поругайтесь на меня! Киньте в меня что-то тяжелое и дурно пахнущее! Нет? Странные люди. Неужели они мне сочувствуют? Тогда они все больные на голову. Я ведь преступник, я ведь заговорщик и убийца принца! Сам в этом признался сразу при задержании, неужели они об этом еще не знают? Знают, мои успехи на ниве предательства королевской семьи так ярко расписывает глашатай, следующий за повозкой, что самому тошно от омерзения, опять же, к самому себе. Все горожане знают про мой «подвиг» и молчат. А вот это лишнее, женщина, тебе не стоит осенять меня святым кругом и поднимать своего ребенка, дабы оный маленький юноша посмотрел на меня. Вот, все как я и думал, несколько скользких мужчинок с неприметной внешностью вломились в толпу. Вот это да! Женщину и ее дитя моментально увели в переулок молчаливые громилы. Эти наверняка из гильдии кузнецов, кожемяк или тестомесов. Только там можно накачать себе такие мышцы, а сереньких мужичков и разодетых павлинов из новой королевской гвардии стремительно перехватили уличные зеваки. Засмеялся бы я, да кляп во рту мешает. Некоторых из этих зевак я знаю. Лично их гонял, когда доля срезанных с пояса кошельков растяп превышала все разумные пределы на один квадратный метр Гронлина. Делаем вывод, Ромка, все и все знают. Эта скотина просчиталась с моей публичной казнью, сильно просчиталась, но назад уже ему не отыграть. Так что быть представлению на главной площади столицы этого королевства, быть.
Понукаемый гвардейцами узурпатора, я взошел на помост. Снова привет, друг, я хмыкнул. Не каждый может назвать королевского палача другом, не каждый, но я могу. Тверд мой друг, а что касается его профессии, то каждый труд почетен и полезен. Кому-нибудь нужно быть и палачом. Очень уважаемая профессия. Нужное ремесло, правда, не сейчас и не для меня. Здесь мне лечь, Тверд? Ты не смущайся, ты пальцем укажи! Процедура четвертования долгая и нудная, зачем тебе и мне лишние неудобства, которых не будет? Помни, Тверд, наш уговор. Помни и выполни его.
Глаза Тверда закрылись на пару секунд и снова окатили меня синевой. Все он помнит. Тверд, прости меня. Тебе сейчас кое-что предстоит сделать со мной. Я знаю, что ты попытался отказаться от этой чести, но не получилось. Ты не виноват, это я виновен, я решил вернуться в Гронлин, хотя знал, чем это закончится, а ты… Так просто получилось, Тверд. Ты же королевский палач, кто же тебя уволит на пенсию в такое время? Изменника главного нужно казнить, меня то есть. Тверд, да нормально привязаны мои руки и ноги, будет чем заниматься тебе и нескольким лошадям слишком могучего сложения. Давай, начинай меня слегка душить, потом вынимать внутренности, а только потом хлестать четверку животин. Тверд, что ты делаешь, зачем ты скинул со своей головы капюшон палача?!
— Прости, брат, — кинжал друга прочертил две вертикальные полосы на собственных щеках, — прости, Барб.
Сумасшедший, кто ж так берет на себя право кровной мести при этой публике, да еще и по нашему обычаю? По нашему, по обычаю варваров севера, по обычаю барбов, которых здесь все называют несколько иначе. Я Барб и горжусь этим. Я БАРБ!
Жанна Кирилловна, сбросив плащ на руки охранника, лихо начала подниматься на второй этаж. Георгич только усмехнулся и протянул вещичку гардеробщику.
— Здорово, Саш, Коля. Привет, Георгич, — поздоровался я с местными. — Что у вас сегодня — «Руку скрутило»?
— Нет, Ром, — улыбнулся Саша, — сегодня у нас «Водочка на двоих».
— Так они же вроде того? — слегка удивился я. — Зачем моей подопечной на них любоваться?
— Разные ходят слухи, — пожал плечами Николай, — не всему следует верить, но мускулатура у них хорошая. Есть что показывать дамочкам под фанеру. Слушай, а ты третьим в их группе стать не хочешь?
— А ты сам в морду не хочешь? — полюбопытствовал я. — Может быть, ты меня еще и на подиуме с шестом хочешь увидеть?
— Делами занимайтесь, — проворчал Георгич на своих ухмыляющихся парней, — фейсконтрольщики недоделанные. Кто-то внутри из ваших есть? — спросил этот волчара у меня.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, Георгич, — усмехнулся я. — Неужели ты заметил знакомые кроме моей морды лица?
— Поэтому и спрашиваю, Роман, что никаких знакомых лиц из вашей службы безопасности я не видел. Новенькие, значит. Парень лет двадцати пяти, блондинистый такой и его подруга, девушка двадцать — двадцать два года, длинноволосая брюнетка. Зашли минут десять назад. Я прав?
— Прав, — улыбнулся я. — Как раскусил?
— Глаза у них слишком цепкие при таких счастливо сияющих и целующихся физиономиях, — вернул мне улыбку матерый хищник-пенсионер из организации, которая почему-то за последние полвека всегда называется на три буквы. Странно, что об этом не задумываются отцы народа и его же, я народ имею в виду, благодетели. Ввели бы название из двух или четырех, а то постоянно какие-то аналогии просматриваются с подъездным граффити хрущоб, да и простых заборов. Там три буквы можно обнаружить на каждом углу. Хотя один раз было четыре буквы в двух вариантах. Вроде НКВД или НКГБ, кстати, а как они между собой полномочия делили? А с другой стороны, мне это совершенно неинтересно. История меня никогда не увлекала. На трояк ее вытянул в счастливые школьные времена и хватит.
