Да, паршивое дело, раздраженно подумал Марк Уильямс, делая круговые вращения головой, чтобы хоть чуть размять затекшие мышцы шеи, потом подвигал плечами и поморщился от боли. Что-то в последнее время самочувствие ни к черту. И уставать стал как-то быстрее.
Опершись локтями о чертежный стол, Марк устремил взгляд в окно своего кабинета, расположенного на одиннадцатом этаже высотного здания в Сити, деловом центре Лондона. Летний закат раскрасил лондонское небо в золотисто-розовые тона, и диск заходящего солнца уже спрятался за крышами домов.
Интересно, думал Марк, много ли людей из тех, что спешат сейчас домой, обращают внимание на красоту заката и останавливаются хотя бы на мгновение, чтобы полюбоваться этим восхитительным зрелищем?
Почему-то он сомневался, что таких найдется много, во всяком случае здесь, в мегаполисе, где жизнь ни на минуту не замирает и все куда-то спешат и бегут, надеясь всюду успеть и никуда не успевая.
Он и сам такой же. Когда в последний раз он толком отдыхал, позволял себе расслабиться, забыть о работе? Когда выезжал за город на природу? Даже и не вспомнить. Круговерть, суета большого города захватила и не отпускает его, не оставляет ни единой свободной минутки, чтобы остановиться, оглядеться, полюбоваться закатом.
Когда же началась эта безумная гонка? — спросил он себя со вздохом. Когда пришло ощущение, что он изо дня в день отстает от общего ритма, не успевает сделать то, что сделать совершенно необходимо? Как давно он превратился в этакого робота, трудоголика, не знающего ничего, кроме своей работы? С каких пор работа стала единственным смыслом его жизни в ущерб всем остальным ее аспектам, в том числе и личному? И когда в последний раз он отрывал глаза от чертежного стола или монитора компьютера, чтобы поглядеть на небо?
Если бы кто-нибудь сейчас мог прочесть его мысли, подумал Марк, покачав головой, то решил бы, что он переполнен жалостью к себе, но это совсем не так. Он так упорно и напряженно работает только потому, что сам этого хочет. Он сам определяет свой ритм и скорость. Уже давно он поставил перед собой определенные цели, к которым и стремится упорно, не сворачивая с выбранного пути, и эти цели с каждым днем становятся все ближе, ибо конструкторское бюро «Пентворт и Уильямс» уже добилось значительных успехов, хотя Ларри Пентворта, его партнера, уже нет в живых.
— Так, ты опять засиживаешься допоздна в кабинете, да? — раздался ворчливый голос из дверей.
От неожиданности Марк вздрогнул и повернулся к двери, где на пороге вырисовывалась знакомая фигура. Если бы Марк Уильямс был суеверным, то мог бы подумать, что этот человек материализовался из его мыслей о Ларри — тот же рост, то же телосложение, те же черты, только волосы седые да лицо избороздили глубокие морщины. Марк улыбнулся, сбросив с себя оцепенение.
— Здравствуй, Джонатан, — поздоровался он с вошедшим. — Что ты делаешь здесь так поздно?
— Это я у тебя должен спросить, — проворчал Джонатан Пентворт. — Время уже позднее, все сотрудники давно разошлись по домам, чтобы отдохнуть и набраться сил к завтрашнему рабочему дню, а ты все еще корпишь над своими чертежами. Это никуда не годится, Марк.
Джонатан медленно прошел через просторный кабинет, обставленный недорогой, но функциональной мебелью, и, подойдя к большому окну, встал возле него и устремил взгляд вдаль на последние отблески солнечного света на вечернем небе над Лондоном.
— Ночь, — растягивая слова, начал он, — погружает этот город в совершенно иную жизнь. Зло встречается людям на каждом шагу и играет на человеческих слабостях.
Марк не знал, что на это ответить, поэтому промолчал, а Джонатан между тем продолжил:
— Впрочем, не думаю, чтобы ты нуждался в моих проповедях, Марк.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — проговорил Марк, — но будь же справедлив. Со злом можно столкнуться не только ночью, но и средь бела дня. Каждый человек сам делает свой выбор. Хочешь, назови это судьбой, но суть от этого не меняется. Ларри в ту ночь, когда погиб, крепко выпил и вел машину на чересчур высокой скорости. Не какая-нибудь темная, волшебная сила столкнула его с крутой насыпи. Это сделал алкоголь.
— Что бы это ни было, но моего сына больше нет, — вздохнул Джонатан, пристально вглядываясь в начинающие постепенно зажигаться огни города. — Бывают моменты, когда я просто не могу в это поверить. Не могу, и все тут. — Он стиснул руки в кулаки, потом медленно разжал. — Если бы он стал врачом, как я хотел, то в конце концов принял бы мою практику, отвечал бы за жизни других людей и не погубил бы свою. Я думаю, тогда все было бы по-другому. — Он снова помолчал. — Да, Ларри много раз говорил мне, что у него другое призвание, что он не хочет заниматься медициной. Но я считаю, что если б он послушался меня, то сейчас был бы жив.
— Ты не можешь быть в этом уверен, — возразил Марк. — И, послушай, давай не будем говорить об этом. Что толку гадать, как могло бы быть, если б… Эти пустые рассуждения все равно не вернут нам Ларри, а только бередят душу. Прости, но ты и сам это прекрасно понимаешь.
— Да, конечно ты прав, это ты меня извини. На меня порой накатывает такая меланхолия… Но потерять единственного сына… это нелегко, очень нелегко. Ты ведь меня понимаешь, правда? — Он отвернулся от окна и посмотрел на Марка. Глаза отца Ларри блестели от непролитых слез.
