Франция. Клерво. 1142 от Р. X.
Бом-м-м-м! Бом-м-м-м! – обозначая полночь и перекрывая шум осеннего дождя, который поливал землю десятый день подряд, над обителью братьев цистерцианцев прокатился гулкий глас церковного колокола. Трое мужчин, храня молчание, дождались, пока колокол ударит в последний раз, и продолжили беседу. Они находились в освещённой парой тусклых восковых свечей келье, где единственными предметами интерьера были большое медное распятие Христа на стене и грубый дубовый стол, вдоль которого стояли две неудобные узкие лавки.
Первым нарушил молчание жилистый пятидесятитрёхлетний брюнет с худым лицом аскета и без единого седого волоска в густой шевелюре, облачённый в перепоясанную бечёвкой тёмно-серую рясу из грубого полотна. Этот человек являлся настоятелем обители цистерцианцев в местечке Клерво. Звали его Бернар Клервоский, и это имя знал каждый истинный католик. Хотя выглядел он весьма непрезентабельно, а официальное положение аббата Клерво в церковной иерархии было невысоким, слово Бернар, которому посылала видения сама Пресвятая Богородица, значило много. Например, оно могло в зародыше загасить вооружённый конфликт между европейскими феодалами, сменить папу римского, кинуть в поход на сарацин и язычников десятки тысяч воинов и рыцарей, отправить на очистительный костёр ересиарха или заставить одного из европейских королей покаяться в своих грехах. Такой вот человек. С виду скромный служитель Господа, а по факту сильный лидер, влиятельный политик, мудрый мистик, опытный богослов и один из основных создателей ордена тамплиеров.
Бернар посмотрел на своих собеседников, расположившихся напротив него. Пронзительные карие глаза настоятеля остановились на пожилом стройном шатене в сыром от влаги дорожном камзоле коричневого цвета, а затем скользнули на второго гостя обители – крупного широкоплечего бородача в потёртом суконном кафтане. Настоятель знал этих людей, хотя бородача видел впервые в жизни, и мог бы ответить на все их вопросы прямо здесь и сейчас, ещё до того, как они их зададут. Но для этого пришлось бы копаться в их головах, а Бернар этого не любил. Поэтому он решил поговорить с гостями без применения дарованных ему Господом способностей и сначала обратился к шатену в камзоле, который некогда был одним из его лучших учеников:
– Итак, брат Шарль, расскажи, что привело тебя в нашу скромную обитель в столь поздний час и почему ты одет как мирянин?
– Учитель, – Шарль Понтиньи, представитель ордена цистерцианцев в Дании, обратился к Бернару, словно до сих пор являлся его учеником, – у нас срочные новости. Мы с уважаемым Ассером Виде по прозвищу Риг торопились к вам, и в дороге моя ряса пришла в негодность. Поэтому я вынужден носить одежду мирянина.
– Да-да. – Бернар коротко кивнул. – И какие у вас новости?
– Мы смогли узнать, кто стоит за гибелью наших братьев в Дании и кто стравливает между собой северных ярлов.
– Хм! – Губы настоятеля скривились в лёгкой усмешке. – А разве ты не знал этого раньше?
– Я подозревал, чьих рук эти дела, учитель. Конечно же богомерзких язычников с Руяна. Но раньше в этом не было уверенности, а сейчас она есть. Недавно к германцам в Ольденбург перебежал один из варяжских капитанов, дрянь-человек, который находился в фаворе у прошлого князя. И он сообщил, что переправлял на остров Зеландия витязей Святовида, которые должны были тайно убивать священников и преданных истинной вере дворян…
– И что с того? – перебил бывшего ученика Бернар. – Это знание остановит войну между ярлами данов, которые должны стать карающим мечом Господа в руках церкви? Кто поверит какому-то там варяжскому беглецу, особенно после того, как пролилась кровь и погибло множество датских воинов и ярлов?
Понтиньи смиренно опустил глаза и произнёс:
– Учитель, я не договорил. Дозвольте продолжить?
– Да, продолжай.
– Помимо всего прочего, этот варяжский пират сообщил, что в Арконе создана организация, призванная противодействовать нашему расширению на восток и север Европы. И посланные ярлом Виде лазутчики, которые под видом купцов смогли попасть в Аркону, подтвердили его слова.
Бернар, ничего подобного не ожидавший, в удивлении приподнял левую бровь и посмотрел на Ассера Рига, а тот подтвердил слова Шарля Понтиньи:
– Всё это правда, святой отец, и я смиренно прошу вас простить меня. Это я виновен в том, что между данами идёт война, потому что не распознал в ночных душегубах варягов. Именно я, не посоветовавшись с отцом Шарлем, – кивок в сторону Понтиньи, – стал тем, кто призвал ярлов Зеландии, Скандии и Ютландии выступить против ярла Свена, которого считал убийцей моего сына Абсалона и молодого Вальдемара Эстридсена. Простите и назначьте мне самое суровое наказание, какое только возможно.
На глазах сурового северянина выступили неподдельные крупные слёзы раскаяния, и он, перегнувшись через стол, обхватил мощными руками узкую бледную кисть Бернара, притянул её к себе и впился в неё поцелуем. Настоятель осторожно высвободил руку, опустил её на голову Рига и сказал:
– Бог простит, сын мой. Только Бог, сила и любовь которого поистине безграничны, может отпустить тебе этот грех. Моли Его о прощении и старайся примирить своих соплеменников – это будет твоим искуплением. А я, скромный служитель нашей матери-церкви, помолюсь за тебя перед Богородицей.
