Том Пардом
Во тьме веков[1]
Первая публикация Тома Пардома состоялась в 1957 году в «Fantastic Universe», после чего работы писателя печатались в «Analog», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Star» и многих других журналах и антологиях. В последнее время рассказы Пардома часто появляются в «Asimov's Science Fiction». Он является автором одного из самых несправедливо забытых научно-фантастических романов 1960-х, яркого и все еще злободневного произведения «Сокращение армии» («Réduction in Arms»), повествующего о трудностях разоружения в условиях сумасшедшего наращивания ядерных арсеналов. Перу писателя также принадлежат романы «Я хочу звезды» («I Want Stars»), «Древесный владыка Иметена» («The Tree Lord of Imeten»), «Пятеро против Арлана» («The Five against Arlane») и «Бароны по манерам» («The Barons of Behavior»). Пардом живет в Филадельфии, ведет колонку о концертах классической музыки в местной газете, а также работает над несколькими новыми романами.
В представленном ниже рассказе автор приглашает нас в опасное плавание по открытому морю во времена борьбы Британского военно-морского флота с работорговцами. Эта захватывающая и нравственно неоднозначная история доказывает, что прошлое, как и настоящее, гораздо многообразнее и запутаннее, чем мы привыкли думать, и что некоторые люди руководствуются в любых своих поступках одним и тем же мотивом.
Возглас впередсмотрящего всполошил всех членов команды. За двухмачтовым бригом, на перехват которого они шли, следовали акулы — верный признак того, что на корабле находились рабы. Путь невольничьих судов через Атлантику был усеян мертвыми телами.
Когда с мачты донесся возглас гардемарина, Джон Харрингтон стоял перед кормовой рубкой. Рядом застыли три офицера, также не спускавшие глаз с парусов в трех милях слева по курсу — громады наполненной ветром ткани, вновь пробудившей надежду, что долгие недели утомительного, однообразного плавания подходят к концу.
Раскачивающаяся под их ногами шестидесятифутовая шхуна «Воробей» была одним из самых маленьких военных кораблей, находившихся на службе ее величества. На судне не было квартердека,[2] где капитан мог бы вышагивать в величественном уединении. Офицеры просто стояли возле рубки и вглядывались в морские воды прямо с палубы, где с двумя шлюпками соседствовал запасной рангоут и мелькали потные тела матросов, постоянно корректировавших положение больших треугольных парусов в соответствии с желанием капитана поймать последнее дуновение вялого бриза с африканского побережья. Над носом возвышалась одна-единственная шестифутовая пушка, установленная на поворотной платформе.
Младший лейтенант Бонфорс направил на корабль подзорную трубу. Это был широкоплечий, крепко сбитый молодой человек. С улыбкой гурмана, разглядывающего чрезвычайно аппетитные кушанья, Бонфорс вглядывался в увеличенное линзами изображение.
— Там ниггеры, джентльмены. И еще у судна низкая осадка. Полагаю, талантливый упаковщик мог впихнуть в такой трюм не меньше пяти сотен чернокожих — двадцать пять сотен полновесных фунтов, если они все еще живы и дышат.
Вот он, парадокс путешествий во времени. В одно и то же время в определенном месте вы и находитесь, и нет; законы физики это воспрещают, и вместе с тем в этом месте именно благодаря им вы и оказались. Вы словно кот, который ни жив и ни мертв, будто пребывающий сразу в двух местах фотон или неослабевающая волновая функция. Вы прошмыгнули в мир, где можете видеть, но сами невидимы; где и существуете и нет. Иногда случался мерцающий миг, когда вы на самом деле там — весьма странное мгновение, когда вас видят, а вы их — нет. Таков парадокс путешествий во времени — парадокс, основанный на противоречиях и непоследовательностях, лежащих в основе тайны, которую люди называют физической вселенной.
Для Эмори Фицгордона парадокс этот означал, что он втиснулся в невидимый прозрачный пространственно-временной пузырь. То есть аппарат, рассчитанный на два кресла, где он сидел плечом к плечу с костлявой гиперактивной молодой женщиной. Их пузырь завис в тридцати футах над теплой гладью воды, в двадцати милях от африканского побережья. Шел шестой год после того, как молодая принцесса Виктория стала королевой Англии, Уэльса, Шотландии, Ирландии и всех языческих земель за морем, подвластных ее короне. Гиперактивная молодая дама была напористым видеорежиссером и, соответственно, обладала всеми причудами, которые традиционно приписываются деятелям данного вида искусства.
— Завершена четырехминутная проверка, — сообщил Хал, искусственный разум, управляющий их пузырем. — Состояния по всем четырем координатам стабильны и находятся в норме. У вас разрешение на два часа и предварительное — на пять часов.
Руки Дживы Ломбардо уже суетились над экранами, расположенными перед ее креслом. Камеры, которыми был оснащен аппарат, начали запись, как только пузырь завершил перемещение в пространстве-времени. Джива перестраивала углы расположения камер и изменяла увеличения, запрограммированные Халом.
— Они ведь не станут без конца болтать о двадцати пяти сотнях фунтов, верно? — пробормотала Джива.
