Джон Харрингтон взглянул на своих офицеров. Лицо его немного дернулось. Он старался сохранять капитанское достоинство, но, в конце концов, ему было лишь двадцать три.
— Так как будет распределена эта сумма, мистер Бонфорс?
— За рабов, — отвечал дородный младший лейтенант, — вам причитается двести шестьдесят фунтов, восемьдесят девять — трудяге-старпому, семьдесят два — нашим уважаемым коллегам, шестнадцать — юному впередсмотрящему джентльмену и по два с половиной фунта каждому члену экипажа. Ценность самого корабля может увеличить долю каждого на пятую часть в зависимости от того, как рассудят лорды из Адмиралтейства.
Штурман, мистер Уитджой, закатил глаза. Командир артиллерийской части, младший лейтенант Терри, покачал головой.
— Видимо, мистер Бонфорс, вам все-таки удалось осилить арифметику, — заметил Терри.
— Может, мистер Терри, я и не обладаю вашими познаниями относительно артиллерийских расчетов и прочих секретов, — сказал Бонфорс, — но зато я знаю, что количество потребляемого человеком ростбифа и кларета прямо пропорционально содержимому его кошелька.
Харрингтон поднял голову. Его взгляд скользил по снастям, словно проверяя каждый узел. Через два часа — возможно, через два с половиной — они сблизятся с работорговым судном. «Воробей» — корабль маленький, и вооружение у него не ахти какое, но он весьма быстроходен. В западноафриканскую эскадру, борющуюся с рабством, Адмиралтейство включило главным образом бриги, переваливающиеся по волнам подобно больным китам.
Так как же поступить, если начнется стрельба? Должен ли он радоваться неунывающему подтруниванию офицеров? Все они впервые столкнулись с вооруженным врагом. Мистер Уитджой был сорокалетним ветераном борьбы против корсиканского тирана, но его военный опыт ограничивался участием в блокаде Наполеоновской империи. Что же до остальных, включая капитана, их «действительная военная служба» сводилась к вполне мирным рейсам и пребыванию в иноземных портах.
— Пойдем на сближение с бразильским флагом, — заключил Харрингтон. — Наше преимущество в маневренности. Мы идем быстрее перегруженного работорговца, но не стоит забывать, что у него по четыре пушки с каждого борта. Мы должны находиться точно перед их носом, мистер Уитджой.
Еще во время разработки проекта Джива прицепилась к теме денежного вознаграждения. Она вовсе не знала о том, что британские моряки получали особые финансовые поощрения. К тому же она имела привычку кружить вокруг заинтересовавшей ее темы, словно привязанная к ней.
За проектом наблюдал Питер Легрунди — специалист в области культуры и социального строя Британской империи Викторианской эпохи. Питер сообщил, что корабли западноафриканского антирабовладельческого патруля получали по пять фунтов за каждого освобожденного раба. Это были весьма скромные деньги по сравнению с суммами, которые команда «Воробья» могла бы выручить за грузовые перевозки.
Все это Питер объяснил Дживе, причем несколько раз. И каждый раз ответом была все та же ее реакция.
— На том корабле пятьсот рабов, — начинала подсчитывать Джива. — Двадцать пять сотен фунтов в переводе на наши деньги будет два или три миллиона? Питер, зрители не совсем полные идиоты. Думаю, что большинство из них разгадают, что великая борьба против рабства была довольно прибыльным дельцем.
Джон Харрингтон читал о наполеоновских войнах с тех пор, как в девять лет дядя подарил ему на день рождения биографию лорда Нельсона. Ни одна из прочитанных им книг не уделяла столь пристального внимания морским сражениям. Он знал, что британцы в течение трех часов продвигались к франко-испанскому флоту, стоявшему у Трафальгара, но большинство авторов этой фазе уделяли лишь абзац-другой, торопясь перейти к бою, разразившемуся вслед за этим. Пока «Воробей» скользил по мягким африканским волнам, медленно нагоняя добычу, Бонфорс и Терри дважды удалялись в свои каюты. Вероятно, навещали ночные горшки, предположил Харрингтон. Мистер Уитджой, напротив, руководил управлением корабля с обычной бесстрастностью. Харрингтону показалось было, что Уитджой молится про себя, но штурман, вероятно, просто хмурился, глядя на те доски палубы, которые нуждались в замене.
Харрингтон душил порывы собственного бренного тела посетить гальюн. Когда Бонфорс во второй раз покинул палубу, двое моряков ухмыльнулись, что не ускользнуло от взгляда капитана.
Глумились два гардемарина: Монтгомери, который заметил акул, и Дейви Кларк, сменивший Монтгомери в «вороньем гнезде». Монтгомери мог уйти в кубрик, но предпочел остаться на палубе. Каждые несколько минут он останавливался у пушки и осматривал ее. Когда придет время открыть огонь, Монтгомери будет помогать мистеру Терри.
Едва приступив к собеседованию по трудоустройству, Джива принялась защищать свою неприкосновенность как творца и художника.
— Последнее слово должно оставаться за мной, — без обиняков заявила она комиссии. — На других условиях я работать не стану. Если к фильму прилагается мое имя, значит, он должен отображать мое мировосприятие.
Джива находилась в Москве и работала над некоей исторической драмой. Эмори смотрел на семь изображений собеседников, вещающих с воображаемой сцены в гостиной. Шестеро выбрали нейтральный фон. Джива же устроила все так, чтобы комиссии было видно у нее за плечами двух актеров, одетых в плоские странные шляпы XXI века.