Мать с вечера предупредила:
– Ребята, завтра идём на покос. Так что спать ложитесь пораньше, чтоб утром не гундеть.
После гибели отца жили они втроём, мать и двое сыновей – Пашка и Сашка. Пашка был старшим и теперь считался чуть ли не главой семьи. Жили дружно, всячески стараясь помогать друг другу. Разрыв в возрасте у братьев был небольшой – всего два года, но возраст этот… В общем, старшему только-только исполнилось одиннадцать лет.
О покосе разговоры пошли ещё неделю назад. Подошло время, да и погода стояла хорошая. Из дальнего угла сеновала были извлечены косы и грабли. А вилами пользовались круглый год, так что они были всегда под рукой. Придирчиво осмотрев весь покосный инвентарь, мать сказала старшему сыну:
– Пашка, сходи-ка к соседям, они черёмуху недавно подпилили. Веток набери: зубья к граблям надо сделать вместо поломанных, да ручку у одной косы поменять.
Сказано – сделано. Целый вечер потом во дворе кипели столярные работы. Братья что-то пилили, строгали, колотили. Старший помогал младшему, а иногда и шугал его за неправильно сделанную работу. Наконец всё было подремонтировано и представлено для проверки матери. Она осталась довольной. Косы тут же обмотали тряпками – чтобы не порезаться во время дороги, и всю утварь, разделив её на три равных части, крепко перевязали тесёмками. Всё, можно было нести удобно и безопасно.
И вот наступил первый день покоса. В пять часов утра мать громко крикнула:
– Подъём, лежебоки. Пора собираться. А на сборы вам десять минут. Корову вот сейчас отправлю на пастбище, и пойдём. Так что поторапливайтесь.
Братья неохотно встали со своих кроватей. За окнами ничего не было видно – стоял густой туман. Но, несмотря на это, то тут, то там слышались голоса деревенских будильников – петухов. Им все эти туманы не были помехой. Природа требовала от них подачи голоса в строго определённое время, и они с этой задачей успешно справлялись. Тут же с одного конца улицы на другой прошёл ещё один «будильник» – деревенский пастух. Он шёл и громко хлопал своим хлыстом, поторапливая хозяек и как бы предупреждая их: проспишь, опоздаешь – придётся потом самой свою коровёнку до выпаса провожать.
В открытую входную дверь тянуло утренней прохладой. Немного погремев умывальником, братья быстро оделись в покосную одежду, приготовленную матерью ещё с вечера. Пашке досталась белая отцовская рубашка, повисшая на его щуплых плечах, словно на вешалке. Сашка, увидев такое несоответствие роста и размера, громко рассмеялся. Вошла мать.
– Ну, что тут у вас за веселье?
– Да вон, этот, смеётся надо мной, – буркнул старший брат, поправляя на себе рубаху.
– Ничего, мы сейчас всё исправим: рукава подвернём, а низ в брюки заправим. Вот, видишь, всё нормально. И даже на папку немного походить стал. Ну, давайте, давайте – молочка быстро попейте, и идти надо, пока на улице не жарко.
Во дворе прыгала на привязи и скулила всеобщая любимица лайка Дымка. Непонятно, как, но она уже чувствовала и даже точно знала, что предстоит выход в лес. Весь её вид показывал, что она готова к этому и теперь боится только одного – как бы её не забыли дома.
Взгромоздив на себя приготовленные с вечера котомки с утварью и продуктами, взяв связки с покосным инструментом, мать и сыновья вышли из ворот. Вешая незамысловатый замок, мать окликнула проходящую мимо соседку:
– Фиса, ты мою Зорьку запусти вечерком на задний двор. А то уйдёт куда-нибудь, ищи её потом полночи по полям.
– Хорошо, не беспокойся. А вы, что, на покос?
– Да, пора начинать…
– Далеко вам ходить. Попросила бы делянку где-нибудь ближе.
– Просила – отказали…
А идти предстояло, действительно, далеко. Сначала через весь посёлок, потом через две горы по лесу. Когда был жив отец, на покос ездили на лошади, иногда даже ночевали там, в специально построенной избушке-землянке. Но без отца всё усложнилось, и ходить приходилось взад-вперёд каждый день, а это шесть километров в одну сторону. И ночевать на покосе мать категорически отказалась – боялась шаливших в округе медведей.
Двинулись в путь. Сначала идти было легко. Дорога шла под гору, да и силы были пока не растрачены. Дымка дёргала поводок, намотанный на Сашкину руку.
– Да отпусти ты её, – не вытерпела мать.
– Ага, чтоб за курами по посёлку бегала? Ты вспомни, как она наших-то курей всех переловила, передавила и на крылечко сложила. Она же ведь охотничья! Вот выйдем на Шихан, тогда и отпущу. Пусть носится, сколько влезет.
Мать махнула рукой. Действительно, был такой случай с курами. Тогда у них из десятка лишь одна и осталась в живых, и то только потому, что на крышу со страху залетела. Там и дождалась прихода хозяев. Долго они тогда деликатесы из курятины ели. И смех, и грех. Ну, а с собаки что возьмёшь? У неё охотничий инстинкт сработал.
Прошли через поселковый парк, высаженный в начале 1960-х годов самими сельчанами в пойме речки Висимки. Сейчас уже и не верилось, что когда-то здесь был пруд. Время всё изменило, и вдоль речки теперь стояли заметно подросшие деревья.
– А вот эту аллею ваш отец посадил, – показала мать на кусты ивняка возле тротуара.
