Холли стояла у разбитого окна и задумчиво смотрела на лужайку, полого спускающуюся к реке.
Теплый вечерний ветерок ласкал ее лицо и трепал длинные пряди каштановых волос. Холли с грустью вспоминала о приятных вечерах, проведенных на берегу до войны. Тогда здесь росла сочная зеленая трава, а воздух был напоен ароматом магнолий, обрамлявших лужайку.
Теперь красноватая, никем не обрабатываемая земля казалась выжженной и мертвой, как и все вокруг Миссисипи после появления в этих краях янки.
Не было слышно даже шелеста листьев, ибо здесь уничтожили то, что некогда цвело и плодоносило.
Отвернувшись от окна, Холли обвела взглядом комнату и смахнула слезы. При воспоминании о прошлом, о том, как вся семья весело проводила вечера в этой гостиной, ее сердце сжалось от боли. Тогда стены снизу доверху были покрыты гобеленами в мягких золотистых тонах. На высоких узких окнах висели изысканные бархатные портьеры кораллового цвета. Разграбившие дом янки все изорвали и изгадили, вытащили мебель, разожгли из нее костер и готовили на нем пищу. Они находились здесь три дня, а на четвертый предали дом огню и ушли. Только внезапный проливной дождь не дал ему сгореть дотла.
Холли зажмурилась, стараясь изгнать из памяти этот кошмар, однако он остался в ней навсегда.
Прошло около двух лет с той поздней весны 1863 года, но Холли помнила те события в мельчайших подробностях. Они с матерью сидели на террасе и готовили перевязочные бинты для отправки в Виксбург, в госпиталь конфедератов. Мать считала это своим общественным долгом. Твайла Каннингхэм и Нолайя Поуп, прибывшие из Порт–Гибсона, что в двенадцати милях южнее Магнолия–Холл, как и все, понимали: янки могут появиться здесь в любой момент. Однако жизнь шла своим чередом, поэтому женщины приняли приглашение Клаудии Максвелл и приехали в то утро, горя желанием помочь воюющим мужьям, а заодно посплетничать. Запах жареного цыпленка и аромат клубничного пирога, остывавшего на подоконнике, сводили всех с ума.
Решение пятнадцатилетнего Билли Рэя вступить в армию конфедератов привело Твайлу в отчаяние. Весь тот день он паковал дома свои вещи. Чтобы отвлечь удрученную семью от мысли о предстоящей разлуке с ним, Нолайя спросила Клаудию, когда та в последний раз получила весточку от майора Максвелла.
При упоминании о муже Клаудия засияла от радости. Сознание того, что она в любой момент может запрячь лошадей, добраться до Виксбурга и повидаться с ним, успокаивало ее. Сам Максвелл появлялся дома не реже раза в месяц. При этом Клаудия преображалась и, как девчонка, пытающаяся скрыть от окружающих свою первую влюбленность, краснела и смущенно улыбалась. В отсутствие сына за поместьем приглядывал дедушка Максвелл, отказавшийся, однако, поселиться с семьей в большом и, по его мнению, слишком роскошном доме. Не вызывало сомнений, что он никогда не покинет своей уединенной рыбацкой хижины на болоте возле реки к северо–востоку от дома.
Холли думала о дедушке с неизменной нежностью. Стоило ей выйти из дома, как ноги сами несли ее к нему. Она любила спокойную красоту и таинственность болота. Дед учил ее ловить рыбу, плавать, стрелять, охотиться. Пока Холли была маленькой, мать не препятствовала этому, но едва дочь подросла, Клаудия воспротивилась ее увлечениям.
Холли не понимала этого, считая, что открывать удивительный мир болота или векового леса, начинавшегося сразу за их поместьем, куда интереснее, чем читать книги. Неужели лучше учиться вышивать, чем сидеть в лодке, смотреть на закат над рекой, жевать кукурузные зерна и наслаждаться рассказами дедушки?
Все произошло теплым солнечным майским днем, когда война казалась чем–то нереальным.
Клаудия увидела, что из леса выбежал дедушка, крича и размахивая руками.
Женщины вскочили, уронив на пол бинты, и с тревогой уставились на него. Холли бросилась навстречу дедушке и вскоре услышала слова, заставившие ее похолодеть от ужаса: «Янки! Янки в Порт–Гибсоне!» Обняв внучку, он вместе с ней подошел к женщинам и рассказал им о человеке, который плыл на лодке и предупреждал всех о приближающейся опасности.
– Клаудия, возьми все самое ценное и необходимое, – обратился он к невестке. – И ты тоже, Холли. Они не найдут нас на болоте. – Он перевел взгляд на Твайлу и Нолайю: – Вы тоже отправитесь» с нами. Сейчас вам нельзя возвращаться домой.
Клаудия, входя в дом, бросила:
– Я попрошу Мамми и Зебидию помочь закопать серебро. Холли, идем со мной, надо собрать драгоценности.
– Я должна попасть домой. Мои дети… О Боже! – Твайла Каннингхэм разрыдалась. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас.
Дедушка взял Твайлу за руку:
– Миссис Каннингхэм, успокойтесь и останьтесь с нами. При первой возможности я отвезу вас домой, обещаю.
Но Твайла, поглощенная мыслями о семье, казалось, не слышала его. Она и Нолайя Поуп бросились к повозкам. Старик Максвелл молча наблюдал за ними, потом, покачав головой, посмотрел на Холли:
– Они поступают так, как им подсказывает сердце. Удержать их не в моей власти. Ну а теперь пора помочь твоей матери.
Они закопали серебряную посуду, подносы и подсвечники возле отхожего места, где, по мнению дедушки, янки не стали бы ничего искать. Затем, собрав драгоценности и велев слугам где–нибудь спрятаться, побежали в лес…
