Пролог
1707 год, испанское вице-королевство Коста-Бьянка (Южная Америка)
Регина прибыла в Эльпараисо в день казни Эдуардо. Та апрельская среда выдалась хмурой и дождливой. Площадь, на которой возвышалась громада мраморного кафедрального собора Богородицы, была оцеплена вооруженными до зубов солдатами. Желающих поглазеть на казнь Одноглазого гнали через западные ворота, причем мужчин отсеивали, разрешая проходить в первую очередь женщинам, подросткам и старикам.
Вырядившись в рваное платье, прикрыв лицо клетчатой шалью, Регина, сгорбившись, изображая старуху, направилась к воротам. Стражники, окинув ее беглым взором, разрешили пройти на площадь.
Любопытных было великое множество. Еще бы, ведь казнили не какого-нибудь убийцу, фальшивомонетчика или растлителя малолетних, а легендарного пирата, который всего несколько недель назад завладел золотом вице-короля Коста-Бьянки.
Регине удалось протолкнуться к эшафоту. До нее долетали обрывки разговоров, которые вели праздные зеваки: вот, мол, и поделом морскому разбойнику, поджарят его, как свинью, на костре, даже пепла не останется!
Эдуардо надлежало казнить посредством сожжения – огромная куча дров и вымазанный дегтем шест были хорошо видны любому и каждому. Раздался звук горна – ворота закрыли, и более никто не мог покинуть площадь или проникнуть на нее: граф Оливарес хотел, чтобы казнь Одноглазого прошла без досадных происшествий и, не дай бог, попыток освободить пирата.
Около дровяной кучи появились стражники, впереди коих шествовал облаченный в пурпурную сутану прелат. Он гнусавым голосом зачитал приговор, вынесенный Эдуардо инквизицией.
– За многочисленные богомерзкие преступления, направленные против христианской веры и лично его преосвященства архиепископа Эльпараисского, а елико грабеж, убийства и прочие поганые деяния, кои были внушены подсудимому дьяволом, приговорен он был к очистительной казни на костре. Господь да смилостивится над его душой, аминь!
Регина, сжав кулаки и закусив губу, видела, как стражники выволокли ее любимого. Лицо его, бледное и спокойное, выражало неимоверное презрение к происходящему и собственной смерти. Эдуардо подвели к шесту, приковали к нему цепями. Прелат, подойдя к осужденному, пискливо спросил:
– Признаешь ли ты сейчас себя виновным, сын мой? Ты отказался сознаться в сотрудничестве с адскими силами. Пока всемилостивейший Господь дарует тебе возможность, покайся и очисть душу свою! Ибо в противном случае тобой завладеют бесы, и ты направишься прямиком в ад!
Эдуардо плюнул в мучнисто-серое лицо прелата, и народ, собравшийся на площади, захохотал. Пират раскатисто произнес:
– Я виновен только в том, что не утопил тебя, лживая крыса, вместе с фарисеем-архиепископом, когда была возможность.
– Начинайте! – завизжал, отскакивая от шеста, священник.
Два стражника подпалили кучу хвороста справа и слева, и моментально вспыхнуло пламя, повалили густые клубы дыма. Регина бросила последний взгляд на Эдуардо, прикованного к столбу. Дым заволок место казни. Регина, цепенея, опустила голову.
Граф Оливарес, облаченный в роскошный адмиральский мундир, расположился под балдахином неподалеку, рядом с троном, на котором восседал вице-король.
Стражники, подгоняемые криками прелата, суетились, подбрасывая в огонь дров и вязанки хвороста. Регина потеряла счет времени. Когда пламя потухло и дым рассеялся, глазам публики предстало черное пепелище. Священник, раскрыв псалтырь, бубнил молитву, один из стражников, разбрасывая дымящиеся угли копьем, поддел что-то острием и, подняв над головой, завопил:
– Эдуардо Одноглазый сгорел, как и подобает нечестивому грешнику! Вот его сердце!
Горожане заволновались, Регина увидела обугленный бесформенный кусок мяса и, тихо вскрикнув, потеряла сознание. Эдуардо, ее любимый, был мертв.
Нерьяновск, Россия, наши дни
О том, что ее сестра исчезла, Ольга узнала в день защиты диссертации. Тот декабрьский четверг начался суматошно. Оля до половины второго ночи вычитывала текст своей речи, а будильник прозвенел в половине шестого. Оля с трудом открыла глаза и, ощутив головную боль, подумала: ей предстоят, как говорил ее научный руководитель, профессор Милославский, сорок минут позора, а затем бессмертие у нее в кармане.
В спальню дочери заглянула Нина Сергеевна и тревожным голосом произнесла:
– Дочка, тебе пора вставать!
Оля и сама знала, что день предстоит долгий и сложный. Она быстро поднялась и отправилась в ванную комнату. Приняв холодный душ, вошла на кухню: на столе ее ждал большой бокал, полный ароматного кофе, и тарелка с оладьями, приготовленными заботливой мамой. Но есть не хотелось.
– Оленька, отчего же ты совсем ничего не кушаешь? – с тревогой произнесла Нина Сергеевна.
Оля отметила, что мама нервничает больше, чем она сама. Выпив только кофе и взглянув на часы, сказала:
– Мамочка, у меня кусок в горло не лезет!
– Но тебе же потребуется много сил! – вздохнула Нина Сергеевна и добавила: – Ох, уж эта треклятая диссертация... Столько мучений – и ради чего!
Оля вспомнила события последних месяцев: ссору с научным руководителем; его почти увенчавшуюся успехом попытку отчислить ее из аспирантуры под надуманным предлогом и необычайно быстрое решение ректора – новым руководителем аспирантки Данилиной О.А. назначается профессор Милославский, враг номер один предыдущего ментора; весть о том, что защита состоится в середине декабря (узнала она об этом в конце сентября); бессонные ночи, в течение которых она полностью переработала текст диссертации, подготовку к экзамену по специальности, предзащиту... Она сама не верила, что все это случилось с ней всего лишь за последние два с половиной месяца. Обычно на то, что ей пришлось сделать в столь короткий срок, другим требуется год, а то и два.
