Мощный порыв ветра обрушил потоки дождя со снегом на палубу корабля, направлявшегося через Ла-Манш к английскому берегу. Изабелла, съежившаяся в небольшом укрытии рядом с люком, плотнее закутала шерстяной шалью прижавшегося к ней маленького мальчика.
— Холодно, — капризно пробормотал он, — и мне еще нездоровится.
— Теперь уже скоро. Не успеем оглянуться, как все будет позади.
Ги посмотрел снизу вверх на сестру. Его измученное лицо, освещенное тусклым светом фонаря, со скрипом раскачивавшегося над их головами, было бледным. Теперь он стал главой семьи и должен держаться стойко, — это последнее, что успел ему сказать отец в тот ужасный день. Это непросто, когда тебе нет еще и одиннадцати. Никогда за всю свою короткую жизнь он не чувствовал себя таким бесконечно несчастным, а в прошлом оставался кошмар, о котором он не осмеливался даже вспоминать.
— Что же с нами будет, Белла? А вдруг нас никто не встретит?
— Все будет хорошо, — успокоила она брата, пытаясь заглушить и собственные сомнения. — Даже если нас не встретят, мы знаем, куда ехать. В Англии нам ничто не угрожает, здесь мы в безопасности.
— Ты уверена?
— Конечно.
Изабелла крепче прижала брата к себе. Он и она — двое несчастных детей, потерявшихся в мире, который внезапно стал пугающе враждебным.
На палубе был еще один пассажир. Он стоял, прислонившись к мачте, и глядел на неспокойное серое море. Шепот Изабеллы и Ги вывел его из состояния задумчивости. Значит, еще кто-то из пассажиров выбрался из крохотного нижнего салона. Тяжелые пары рома, табачный дым, кислая вонь трюмной воды и еще более неприятные запахи и его выгнали на палубу. Здесь было царство ветра, резкого и обжигающего холодом, но чистого, с соленым привкусом моря.
Это не было обычное почтово-пассажирское судно, курсирующее между Кале и Дувром, а небольшое суденышко с сомнительным грузом на борту, наверняка контрабандным, и с несколькими случайными пассажирами, которые, по разным причинам, желая избежать таможенного и полицейского досмотра, так же как и он, прилично заплатили за путешествие.
На какое-то мгновение фонарь перестал качаться. Мужчина отчетливо увидел лицо девочки и удивился ее красоте: бледное лицо, будто выточенное из алебастра, глаза, как таинственные озера, густые, влажные от дождя волосы, высвободившиеся из-под соскользнувшей шали. Одной рукой Изабелла обнимала уткнувшегося ей в плечо брата.
Вне всякого сомнения, — беглецы, покинувшие Париж, сточные канавы которого омыты кровью. С тех пор, как в январе был казнен король, бойня не прекращалась: по сорок, пятьдесят, шестьдесят человек каждый день провозили по улицам в громыхающих телегах, людей молодых и старых, богатых и бедных, невинных и виноватых. «И эти двое, — Боже, неужели они уже и детей отправляют на гильотину!» Сострадание побудило незнакомца подойти к детям и заговорить с ними:
— Не лучше ли вам спуститься в салон к вашим друзьям? — мягко сказал он. — Там, по крайней мере, тепло.
— У нас нет друзей, — ответила девочка, вздернув подбородок и с гордостью отвергая Сочувствие, — и моему брату лучше здесь, на воздухе.
«Бедняжка, конечно, морская болезнь!» — Мужчина размотал укутывавший плечи плед, снял его и протянул девочке.
— Возьмите, это хоть немного защитит вас от дождя.
— Благодарю вас, месье, но не стоит беспокоиться. — Она произнесла эти слова тоном великосветской дамы, разговаривающей с назойливым слугой, хотя на вид девочке вряд ли было больше двенадцати лет. Это раздражало и забавляло незнакомца.
— Возьмите, — резко сказал он. — Если не вам, так брату понадобится. — Он встряхнул тяжелую ткань пледа. Укутывая их обоих, заметил, как девочка закусила губу, как порозовели бледные щеки, когда он решительно укрывал ее маленькие замерзшие руки.
— Спасибо. Вы очень добры, — прошептала она слабым голосом.
— Теперь уже недолго ждать, — сказал незнакомец, показывая на восток, где в разрыве между темными тучами мелькнул слабый свет. — С рассветом мы прибудем в гавань. — Он еще с минуту глядел на двух несчастных детей, борясь с желанием ласково погладить влажные кудри, обрамлявшие бледный лоб девочки. Он вспомнил трагические сцены, свидетелем которых был в течение последних месяцев, и его пронзило чувство жалости. Начавшаяся несколько лет назад революция, сбросившая оковы прошлого, казалась ему, как и многим другим юным англичанам, величайшим рывком вперед, выдающимся историческим событием, провозгласившим торжество Свободы, Равенства, Братства. Но сейчас благородные помыслы тонули в потоках крови, гибли под гнетом тирании, в бесполезной опустошительной войне, к которой. Британия была совершенно не готова. Он, опершись о поручни, с нетерпением ожидал конца путешествия, чтобы продолжить путь уже по суше и благополучно доставить по назначению жизненно важные сведения.
Измученная долгой дорогой девочка оперлась головой о перегородку и стала рассматривать в свете фонаря высокого человека в длинном тяжелом плаще с капюшоном, в шляпе, надвинутой до бровей так, что виден был лишь строгий профиль: прямой нос, тонко очерченный рот, твердый подбородок. «Довольно молодой, — подумала она, — и есть в нем что-то таинственное». По-французски он говорил безупречно, хотя это не родной его язык, и она не удивилась бы, если бы оказалось, что имя и род занятий, обозначенные в документах, находившихся в его нагрудном кармане, не имели к нему никакого отношения. Незнакомец отошел на свое прежнее место.
