При соблюдении перемирия фиксы старались сохранять внешнее спокойствие. Эти глупые нонконформисты населяли внешние планеты звездной системы Ондленга, что составляло двенадцатую часть всей системы, не говоря уже о том, что их планеты были буквально нашпигованы драгоценными металлами. Поэтому не было ничего удивительного, когда все поэты и философы Ондленга (а философией у фиксов увлекался каждый), были расценены Уважаемой Региональной Комиссией, как прослойка населения, доставляющая одно лишь беспокойство и, как бы это точнее выразиться, заслуживающая подавления.
«Подавление» — чистой воды эвфемизм. Вертится на языке и не выносит никаких раздражающих суррогатов типа «убийство», «геноцид» и «кровопролитие».
Слишком долго фиксы следовали ондленгской философии, что и послужило причиной занесения их в черный список. Комиссия собрала немалые силы для подавления.
К тому же Вселенная сжимается. Это незыблемый закон энтропии. Уничтожение энергии системы.
Лично я ничего не имею против этих самых фиксов. Но внести какие-либо изменения во все происходящее я просто не в состоянии. Поэтому я и испытал нечто вроде жалости, когда мы зависли на орбите их последнего оплота. Планета Изаер была слегка сплюснута к полюсам (этакое ничтожное пятнышко на картах), но сейчас вблизи она заполнила все три экрана на активированной стене офицерской кают-компании.
Меня зовут Нев. Я — третий Полковой Командир Уважаемой Региональной Комиссии, Двадцать Восьмая Штурмовая Дивизия Четвертого Сегмента. Я трижды награжден почетными знаками отличия за многотысячные зарегистрированные убийства. Я выжил в девяти авариях на Земле и провел четыре дня в концентрированной химобработке. Мое имя увековечено на стелах семи Почетных мест уничтожения. Я потерял оба глаза при операции по искоренению людей-гигантов и теперь использую для зрения имплантированные глаза-линзы. Я прошел службу в четырех армиях и присутствовал при полной ликвидации трех цивилизаций. Я видел, как на протяжении долгих дней горели тела в пустыне Йорей. Смерть, разрушение и уничтожение мало меня заботят.
Я был рожден на планете Земля. Сейчас мне одиннадцать лет. После всего сказанного вы можете понять — в ситуации с фиксами угрызения совести меня не тревожат. Но я еще никогда не был на посту ответственного за полное уничтожение разновидности жизни. Моя мечта — увидеть свое имя занесенным в список Великих уничтожителей прочих разновидностей. Склеп на Земле и рядом с твоим именем — пометки исчезнувших рас. Когда-нибудь это произойдет…
Если бы фиксы были сообразительнее, согласились подыграть Комиссии и двадцать процентов их населения не отказалось бы от медицинских экспериментов на себе, то у них бы еще оставался один шанс выжить. Но они совершили роковую ошибку — они наотрез отказались.
Мы нуждались в неограниченном количестве подопытных особей. Уважаемая Региональная Комиссия переусердствовала, истребив четыре пятых разумных существ в Галактике. Последние корни Homo sapiens остались лишь на матушке Земле.
Ускорение, Транспередача и Вырождение (УТВ) — все это позволяло нам мгновенно усваивать любые сведения. Таким образом выдающаяся память хоть как-то компенсировала нашу короткую жизнь.
Добиваясь повышения в интеллекте, мы проигрывали в продолжительности жизни, подавляя фазовые гены репликации в нашей ДНК. Эта биологическая угроза долгие годы преследует нас. Мы взрослеем и умираем в мгновение ока. Достойное занятие для некоторых… А пошли все они к черту! Лучше бы я жил на примитивной и невежественной Земле одним из множества посредственностей, чем подыхать в пятнадцать-шестнадцать лет и называться при этом Вершителем.
Сигнал вызова заставил меня оторваться от экранов.
— Нев, это Хоат. Ты не мог бы подняться на командирский мостик?
Я вздрогнул и поправил неудобный ворот бронированного жилета. Инструкция гласила, что весь командный состав обязан оставаться полностью защищенным в случае вспыхнувших беспорядков среди экипажа корабля. Офицерская кают-компания была душной и жаркой, как бы в довесок к мучениям, причиняемым защитной одеждой. Стены расписаны красным, чтобы скрывать брызги крови. Во время сражения разорванный корпус корабля испаряет живую материю и расплескивает кровь во все стороны.
«Это должно напоминать Ад», — думал я, шагая к станции связи мимо экранов. Здесь и застал меня вызов пилота.
— Что случилось, Хоат?
Пилот корабля выглядел непривлекательно, его голос звучал приглушенно:
— Высшее Руководство на линии. Они желают тебя видеть. Что-то там насчет переговоров с фиксами.
Я сразу забыл о духоте. Договорный МИР. Очередной бзик командования или уловка для сохранения четырех миллионов живущих, чтобы как-то использовать их в дальнейшем?
Кроме того, на корабле не было послов, политических советников и дипломатов. Это был просто военный корабль, и он не символизировал дипломатических полномочий. Власть зиждилась на конце плазменных излучателей боевой готовности.
Результат самого мирного урегулирования всех вопросов, как понимаю я, — это ядерный прах, клубящийся над руинами опустошенного города. И тишина и спокойствие…